Зажиточная группа крестьян была совсем отстранена от политической жизни: советская власть лишила зажиточных права голоса, их не допускали даже на собрания. А бедняки были поставлены у власти: сельским комиссаром, председателем комбеда. Бедняки стали управлять национализированными кустарными предприятиями. Комитет бедноты ведал проведением продразвёрстки и распределением поступавших из города промышленных изделий.
Между зажиточными и беднотой в те годы царила острая вражда. Бедняки нередко использовали в это время такую форму борьбы, как доносы органам власти. На одного донесут, что он спрятал от развёрстки часть продуктов. На другого — о том, что он выменял себе что–либо за продукты. Сообщат, что хозяин по ночам тайно работает в конфискованном кустарном предприятии. Донесут об «антисоветских разговорах». Или о таких дореволюционных «преступлениях»: наём батрачки, служба сельским или церковным старостой…
Доносы часто заканчивались конфискациями, штрафами, тюремным заключением.
Зажиточные платили бедноте той же монетой. Землю их обрабатывали плохо. Доносчиков иногда избивали. Ругали их беспощадно, составляли на них насмешливые частушки. Грозили им «припомнить все, когда власть комбеда закончится»…
Вражда между основной, середняцко–зажиточной массой крестьян и советской властью развивалась в основном из-за экономической политики большевистского правительства: национализации кустарных предприятий, социализации земли, продразвёрстки, конфискаций, воспрещёния всякой торговли.
Вражда эта проистекала также из-за политических вопросов. После отмены крепостного права крестьяне свободно выбирали, контролировали и сменяли свою местную власть, местное самоуправление: сельского старосту, сельского писаря, волостного старшину, членов земской управы. А большевики отменили все формы самоуправления, узурпировали власть и удерживали её насильственно, террором. Политика же власти была явно атинародной, противоречила интересам основной массы крестьян.
Поэтому взаимоотношения между местными руководителями власти, сельским комиссаром и комбедом, и крестьянами, между волостными комиссарами и населением — были враждебными.
Избиения, покушения на этих работников и даже убийства их в уезде были нередки.
По вопросу о Брестском мире, который был заключён советским правительством с Германией, у крестьянского населения с властью тоже произошёл острый конфликт.
Большевики обещали крестьянам немедленный и справедливьш мир, «мир без аннексий и контрибуций». Многие солдаты желали такого «мира без аннексий и контрибуций». Крестьяне выражали это своё пожелание на своеобразном языке, как «ничейный мир», «мир вничью».
Но вместо такого справедливого мира советское правительство заключило с Германией такой мир, какой даже Ленин не мог назвать иначе, как «похабным».
По всем деревням разъезжали агитаторы от уездного комитета партии большевиков, чтобы успокоить крестьянское неселение, в связи с заключением «похабного» Брестского мира.
— Где же ваш обещанный «мир без аннексий и контрибуций»? — грозно приступали к агитаторам мужички на собрании в Болотном. — Разве-ж немцы нас победили, что вы заключили с ними такой позорный мир?! . «Похабный» мир заключили вы, большевики, без нашего согласия. А теперь приходите к нам, уговариваете нас; успокаиваете. А кто будет расплачиваться за такой постыдный мир?!.
Агитаторы пытались ссылаться на то, что советское правительство вынуждено было-заключить такой мир потому, что солдаты, мол, воевать не хотели и разбежались по домам, оставив фронт.
— Теперь вы осуждаете дезертиров. А кто же призывал солдат: бросать фронт и уходить домой?! . Не вы ли сами, товарищи большевики?! .
— Да, ведь, вас мало кто послушал. Вы посмотрите; на наше село: все солдаты ещё в армии пребывают. Кроме двух большевиков, у нас в селе нет дезертиров. Вот они, рядом с вами сидят: сельский комиссар и комбед. Воевать за родину не захотели, — теперь воюют тут с бабами во время подразверсток… Так что напрасно вы о дезертирах болтаете и с больной головы на здоровую все сваливаете.
— Конечно, солдаты хотели мира. Но только мира справедливого, «ничейного мира». А ежели враг справедливого мира не хочет, то ясно, что войну надо продолжать, другого выхода нет.