Работы у крестьян в колхозе и дома накопляется так много, что они, как отмечает повесть, все время «бегут», «торопятся», «спешат». Автор повести отметил, например, такой характерный момент в психологии переобремененных трудом колхозников: «Войдя в свою деревню, Даша прибавила шагу, пошла быстрее: неудобно идти по деревенской улице, как на прогулке, люди ещё подумают, что ей нечего делать».
Новые помещики–крепостники так переобременили колхозников трудом, коммунистические погонялыцики так запугали крепостных рабов бичом, что люди все время торопятся и в то же время испуганно оглядываются по сторонам: откуда хлестнёт плеть колхозного погоняльщика?..
Крестьяне в колхозе «Добросельцы» работают много, но за свою работу ничего не получают: ни натуроплаты, ни денег. Их принуждают выходить на колхозную барщину, поэтому они и выходят. В сталинскую эпоху за уклонение от работы грозило тюремное заключение, лагерь. В послесталинскую эпоху за это расправляются проще: отбирают усадебный участок — единственный источник для добывания продуктов, источник жизни колхозников. И не отпускают на работу в город.
Вынужденные отбывать бесплатную государственную барщину, колхозники не могут работать прилежно и успешно. Не могут прежде всего потому, что, живя впроголодь, они физически истощены и слабы. И ещё потому, что люди не имеют никакого интереса к труду бесплатному и принудительному. Они относятся к государственной барщине и колхозному хозяйству, построенному на ней, с неприязнью, в лучшем случае — равнодушно.
Это проявляется, в частности, и в отношении к колхозному скоту, за которым крестьяне обязаны ухаживать.
Старик ругается на лошадь, на которой он ежедневно возит молоко на заготовительный пункт: «Чтоб её волки сожрали!..» В единоличной деревне крестьяне никогда не ругались на свою скотину.
Во время заготовки силоса колхозная лошадь исполняла работу «топтуна» и по несколько суток работала, в яме, не выходя оттуда. «Иногда ей подавали туда ведро воды, а иногда и не подавали». Зимой лошадь попала в силосную яму, пробыла там целые сутки, жрала мёрзлый силос, сама не могла выбраться из глубокой ямы, и никто из колхозников её оттуда не хотел вытаскивать.
Колхозники совершенно по–разному относятся к своему скоту и артельному.
Старик–конюх рассказал своему приятелю любопытный случай на эту тему: «Дал вчера по приказу председателя одной женщине подводу. Положил в сани сена, чтобы было чем покормить лошадь в дороге. Приказал ей, чтобы смотрела как надо, берегла кобылу. А она что сделала? Заехала в свой двор, сбросила все сено своей корове и целый день возила дрова на голодной кобыле. Пригнала её в конюшню поздно вечером, бросила не распряженную. Кобыла мокрая, дрожит»…
Для своей скотины, которая их кормит, — для коровы, — крестьяне не получают от колхоза никаких кормов. А колхозная скотина получает корм и летом (на пастбище) и зимой (на скотной ферме). Крестьянам колхоз ничего не платит за их работу, в частности, и за работу на скотной ферме. Поэтому работники не могут хорошо относиться к колхозной скотине, за которой они вынуждены ухаживать бесплатно. Колхозники не могут бережливо относиться к кормам, которых недостаёт их личной скотине, «комилице-Бурёнушке».