Получая за свою работу «граммы» и «гроши», испытывая острую нужду во всем, крестьяне стараются «стащить» из колхозного добра то, что «плохо лежит». Новый председатель сам увидел, как мальчик-дошкольник схватил на колхозном дворе какую–то длинную железку и потащил её домой. Мальчику не удалось довести до конца своё дело только потому, что сельский начальник отнял у него железку и наградил его шлёпками.
Прежний председатель, в беседе с новым, так охарактеризовал эту проблему отношения колхозников к «священной и неприкосновенной социалистической собственности»: «Вот мы твердим на все лады: «Народ, народ! Творец!» А этот творец норовит как бы что нарушить, а не сотворить, как бы урвать, прикарманить, стащить из колхоза последнее, а не дать побольше колхозу! Неделю назад купил новые вожжи. А сегодня, гляжу, висят обрывки. Кто подменил, когда — с собакой–ищейкой не найдёшь. Сбрую, ведра, дёготь, лопаты — все под замком держать надо. Без замка минуты не пролежит»…
Колхозники воруют все, начиная с верёвки, железки, лопаты, — потому, что ничего этого у них нет. А за свою работу они получают жалкие гроши, на которые этих вещёй не купить. Да и с деньгами достать эти вещи очень трудно. Честный колхозник, прослушав обличительную речь председателя — главного вора и грабителя, — заявил ему прямо в лицо: «Не надо показывать пример»…
Колхозное имущество разворовывают почти все жители советской деревни, начиная от председателя и кончая малолетними детьми крестьян…
Сельское хозяйство в колхозе находится в упадке.
О судьбе садов в деревне роман рассказывает: «Сады повысыхали, корни яблонь и вишен были ошпарены кипятком, отравлены мыльной водой или купоросом, и деревья были срублены на дрова».
Люди уничтожали свои сады: налог был установлен властью такой большой, что сад стал убыточным для хозяина. А когда вырубка садов была воспрещена правительством, тогда колхозники стали предварительно «засушивать» деревья, а потом вырубать их…
О низкой урожайности колхозных полей в этой деревне говорят факты. Только в лучшие годы колхозникам выдавали по одному килограмму зёрна на трудодень, в средние — гораздо меньше.
А в худшие годы зёрна не хватало даже на выплату государственных поставок, и тогда весь урожай, «под метёлочку», включая и семенной фонд, сдавался государству на заготовку.