«…Все голо кругом, пусто и лопухи да крапива, да кое–где картошка… да избёнка торчит».
«Село «простреливалось» взглядом из конца в конец, без изгородей, без единого деревца на огородах… Пустыри на месте бывших хозяйств»…
«Длинный двор с рухнувшей крышей, словно с переломленным хребтом, с оголёнными остриями стропил из–под соломы и подпорками с боков — стоял, как символ запустения»…
«Посреди площади ржавела в грязи жатка».
Стояла «…одинокая ветряная мельница с отхваченным крылом».
«Хозяйство рушилось из года в год. У всех на глазах обваливались дворы, подгнивали амбары, на упряжь, сбрую — жалко смотреть: обрывки да узлы».
Колхозная деревня это, действительно, как сказал автор романа, «символ запустения»…
И самое обобщённое впечатление от колхозной деревни новый председатель, приехавший из Москвы, выразил очень ярко: «…Словно неприятельское войско прошло и оставило повсюду следы своего нашествия»… (Журнал «Октябрь», № 1, стр.32).
Трудно выразить сущность дела более метко, чем оно определено в этой формуле.
Деревня разорена и закабалена потому, что в ней орудует «неприятельское войско» коммунистов, что это «неприятельское нашествие» продолжается полустолетие.
Деревня возродится только тогда, когда она освободится от колхозно–крепостного ига, когда её разорители и закрепостители будут изгнаны из органов власти.
Возрождение деревни начнётся только тогда, но не раньше. А послесталинская суета с хрущевско–брежневскими «колхозными реформами», командировками городских коммунистов в деревню, всякое «организационное укрепление колхозов» — бесплодная переседка музыкантов в крыловском «Квартете», пересадка, которая доказывает старую истину: «Как ни садитесь — всё в музыканты не годитесь!..»
До тех пор, пока крестьяне вынуждены жить в государственнокрепостной деревне и работать на подневольной колхозной барщине, — до тех пор они будут испытывать бедствия нищеты и разорения, голода и холода.
В предыдущих романах о колхозной деревне — например, в романе Вирты — «Крутые горы» и других — выведены положительные коммунисты, которые будто бы многое сделали для улучшения колхозного хозяйства и жизни крестьян. В повести Кулаковского «Добросельцы» дана утешительная концовка: плохие председатели — сельсовета и колхоза — сняты, новые выбраны, и колхозники радуются, что все теперь пойдёт по–другому.
В романе «Грачи прилетели» автор тоже вывел двух положительных коммунистов: местного колхозника, заведующего скотоводческой фермой, и нового председателя, приехавшего из Москвы. Иначе его роман не был бы напечатан.
Но что же этим «хорошим коммунистам» удалось сделать положительного в колхозе?
Роман даёт ответ: очень немного.
О заведующем фермой и его усилиях в борьбе за улучшение колхоза в романе написано: возвратившись из армии, «десять лет он работал, не щадя сил, и в поле, и на ферме, и на токах, и бригадиром, и плотником, спорил, ссорился, бушевал при виде непорядков и злох! людской корысти. Издёргал себя вконец. А хозяйство не поднялось, упало ещё ниже, и он, Павел, ещё и виноват в этом, и его судить собираются» (за падеж скота на ферме).
Так десятилетние усилия честного коммуниста, направленные к тому, чтобы усовершенствовать колхозное хозяйство и улучшить жизнь земледельцев, — оказались совершенно тщетными. Колхозная система и партия, которая создала эту систему и поддерживает её, не дают возможности отдельным коммунистам сделать что–либо положительное при этой системе и вопреки основной массе членов партии.
Новому председателю удалось за год сделать только одно значительное дело в деревне. Дом, который был построен правлением за счёт колхоза для председателя, он передал одной трудолюбивой колхознице–вдове с детьми, на условиях долгосрочного кредита (сам собрался возвращаться в город).
Но колхоз так беден, что он в лучшем случае может строить не больше одного дома за год. Следовательно, если бы эта хорошая инициатива нового председателя была продолжена, — тогда вся сотня семейств колхоза могла бы получить новые дома через сотню лет. Едва ли найдутся другие такие «чудаки–идеалисты» из начальников, которые захотели бы ждать нового дома десятилетия, — и едва ли эта практика будет продолжена.
Вероятнее всего, что будет продолжена практика обыкновенных коммунистов: себе — «по потребностям», а рядовым колхозникам — «пустопорожние трудодни»…