Во время жнива на своих полях крестьянки аккуратно брали горсть ржи и осторожно подрезали её серпом, не вытрясая зёрен из колосьев. С такой же осторожностью крестьяне косили яровые хлеба.
А теперь, на колхозных полях, колхозники жнут рожь и косят яровые небрежно, безо всякой осторожности, сердитыми рывками. Так ненавистна им эта работа, которую вынуждены выполнять голодные люди, вопреки своему интересу, своей воле.
Безо всякой осторожности они связывают снопы, небрежно перебрасывают их, складывая на полях или укладывая на телеги. Много зёрна осыпается во время сбора урожая и его перевозки.
Прежде, бывало, крестьяне своевременно свозили рожь с полей и перед обмолотом в дождливые годы сушили в овинах («ригах»). В колхозе нет овинов. Нет даже крытого тока.
Теперь рожь и яровые хлеба долго лежат на колхозных полях под открытым небом: от начала «жатвенной кампании» до конца «кампании по обмолоту».
Лежат снопы под открытым небом и гниют. В некоторые годы только по этой причине в колхозе пропадает до четверти колхозного урожая.
А в результате такой работы, которая выполняется колхозниками с ненавистью и нарочитой небрежностью, поля вспаханы плохо, урожай собран неряшливо, много картофеля в земле остаётся, уйма зёрна вытрясается на землю.
Когда я ходил по колхозным полям после уборки ржи и овса, то был поражён: поля покрыты мышиными норами и гнёздами. Такого обилия мышей никогда на крестьянских полях прежде не было.
Крепостной, принудительный труд в колхозе породил удивительные результаты: голод — для хлеборобов, изобилие — для мышей…
До революции по соседству с селом на помещичьем поле жила одна крестьянская семья. Происходя из дворовых крепостных, она совсем не имела собственной земли. Вскоре после освобождения крестьян от крепостной зависимости эта семья получила от своего помещика участок земли — 13,2 гектара (12 десятин) — в аренду. Так она жила и работала на этом участке с тех пор до самого большевистского переворота. Земля была арендована на обычных условиях испольщины: половину всего урожая с этого участка семья арендатора платила помещику в качестве арендной платы.
Жила эта семья неплохо. Имела хорошую двухкомнатную избу, две лошади, корову, свиней, овец и птицу. Жила без нужды.
Теперь новое поколение этой семьи живёт в Болотном и работает в колхозе. Глава этой большой семьи говорил, что аренда земли у помещика давала его семье гораздо лучшие возможности для жизни, чем работа в колхозе. И заявил, что охотно сменил бы теперешний «свободный колхозный труд» на прежнюю «кабальную помещичью испольщину»…
— Прежде, — рассказывал этот арендатор, — помещик забирал за арендованную землю только половину результатов нашего труда. А теперь разве земледельцам достаётся половина колхозного урожая? Нет: советское правительство и всякие начальники–воры забирают из колхоза все, а нам на трудодни оставляют только крохи с их господского стола…
Расспрашивал я колхозного счетовода по этому вопросу. Тот ни одной абсолютной цифры не сообщил: «государственная тайна»… Но он сказал, что распределение колхозного валового урожая ржи производится приблизительно в таких пропорциях: больше половины сдаётся государству; четверть — колхозу; меньше четверти — остаётся колхозникам на трудодни.
А с других полей и лугов колхозники Болотного ничего не получают: ни с ярового, ни с поля кормовых трав, ни сена с лугов.
Значит, колхозники получают для себя 25 процентов валового урожая с озимого поля. А со всей земельной площади колхоза (четырёх полей и луга) они получают только 5 процентов урожая…
Следовательно, труд колхозника оплачивается советским правительством в десять раз хуже, чем труд арендатора помещичьей земли на условиях «испольщины»…