Но в положительном свете в повести изображено больше коммунистов; секретарь местной партийной организации, директор школы; руководительница молочной фермы, девушка–колхозница Даша, «идеалистка–коммунистка», ведущая активную борьбу с непорядками в деревне; её брат, агроном; инструктор райисполкома.
В конце концов группа «идейных коммунистов», изображённая в повести, одерживает верх над отрицательными типами, снимает их с постов, а председателя сельсовета даже исключает из партии. На место изгнанных начальников местная партийная организация, с предварительного согласия райкома и райисполкома, при единодушном одобрении всех колхозников, выдвигает местных «коммунистов–идеалистов»: колхозницу Дашу — председателем сельсовета, а её брата, агронома из министерства председателем колхоза. Таким образом, «коммунистическая добродетель» на страницах повести восторжествовала.
Ряд фактов из жизни колхозников автор тоже освещает совершенно в духе правоверной коммунистической пропаганды. Писатель говорит, что местную церковь закрыла не коммунистическая власть, а будто бы «прихожане закрыли»… Мельком упоминая о местных людях, «пропавших без вести», автор пишет, что некоторые из них, наверное, ещё живы, но с чужбины «их не пускают на родину, и они не могут оттуда подать голоса»… Так повесть изображает вопрос об эмигрантах…
Что касается неприятных для советской власти фактов в колхозной деревне, то автор повести о многих из них совсем ничего не говорит. Так, например, упомянув вскользь о коллективизации деревни в 1930 году, писатель ни одного слова не сказал о повторной коллективизации, которую белорусские деревни переживали в 1945 году, после оккупации (под немецкой оккупацией колхозы Белоруссии были распущены).
Многократно касаясь вопроса об уплате налогов колхозниками и об описях имущества неплательщиков, автор нигде не указал размер этого денежного налога с колхозников.
Там, где автор говорит об отрицательных явлениях в колхозной деревне, он старается говорить о них как можно короче, иногда — одним предложением или даже только одним словом.
Анализ повести показывает, что писатель–коммунист А. Кулаковский не ставил перед собой задачу: написать о колхозной деревне как можно больше плохого и таким образом очернить, оклеветать колхозную систему и сельских коммунистов. Наоборот, он ставил задачу противоположную: показать, что отрицательные факты в жизни колхозной деревни нехарактерны и преходящи, что отрицательные типы коммунистов являются исключением из общего правила, а большинство коммунистов это — «коммунисты–идеалисты», хорошие работники и люди. В борьбе хороших коммунистов с плохими победа остаётся за идеалистами.
Недостатки в советской деревне, по мнению автора, зависят не от колхозной системы хозяйства, не от советской власти и коммунистической партии, а только от двух причин, о которых он многократно говорит на страницах повести: во-первых, от плохих индивидуальных качеств местных советско–колхозных руководителей; во–вторых, от уступчивости, которую часто проявляют идейные коммунисты и рядовые колхозники в борьбе с недостатками в общественной жизни и плохими руководителями.
Как только «идеальные коммунисты» и хорошие колхозники станут активнее и организованнее бороться против плохих начальников, эти негодные начальники будут заменены хорошими, «люди станут на ноги», деревня из колхозного ада превратится в «колхозный рай»…
В конце повести автор нарисовал символическую картину наступающей в селе «оттепели» и грядущего «колхозного возрождения».
Колхозники, весёлые и торжествующие, шумной толпой возвращаются по домам с собрания, на котором был снят с поста негодный председатель колхоза. Этот отрицательный тип был заменён «коммунистом–идеалистом» Михаилом, агрономом, оставившим свою службу в министерстве и приехавшим в свою родную деревню перестраивать разорённый колхоз, «поднимать колхозников на ноги». Крестьяне радуются, что наконец–то от них убрали прежних начальников, которых они иронически называли «князьками» и ругали «собаками». Теперь руководителями поставлены честные и хорошие работники. Люди шутят над тем, что два новых начальника — председатель сельсовета Даша и председатель колхоза агроном Михаил, брат и сестра, — живут в одной избе.
А бывший председатель сельсовета, Мокрут, который хотел Дашу «в порошок стереть», сразу же осознал свои «грехи», «покаялся» перед ней… Теперь он сидит на завалинке в своём дворе, под первой предвесенней капелью, и слышит, как зовёт его бабка–повитуха к новорождённому сыну в избу…
Так автор повести закончил её идиллической картиной совершенно в духе «социалистического реализма»: «колхозная оттепель», «возрождение советской деревни», «перерождение» раскаявшегося коммуниста…
Но удалось ли автору выполнить поставленную им задачу: написать книгу в защиту колхозной системы и коммунистической власти?
Описывая жизнь одной колхозной деревни, да ещё по личным живым наблюдениям и впечатлениям (это при чтении книги чувствуется), автор повести сфотографировал немало фактов из жизни колхозников. Выберем эти рассыпанные в книге факты, систематизируем, проанализируем их и установим общую картину жизни белорусской колхозной деревни в послесталинский период, в 1957 году, т. е. тогда, когда её наблюдал и описывал автор.
Кроме колхозного начальства, которое управляет хозяйством, в деревне есть административный орган местной власти — сельсовет Под управлением описанного в повести сельсовета — Красномаковского — находятся четыре колхозных деревни (одна из них подробно описана в повести «Добросельцы») и несколько примыкающих к ним посёлков, со всеми теми предприятиями и учреждениями, которые находятся на территории сельсовета (молочным пунктом, кооперативом, школой и медицинским пунктом).
Председателем сельсовета является колхозник, житель села Добросельцы, кандидат партии Леонтий Мокрут. Власть он расценивает прежде всего, как «хлебную должность, «кормление». Смотря на печать сельсовета, он произносит восторженный гимн в её честь: «Печаточка ты моя… Что бы я делал без тебя? Кормишь ты меня теперь и поишь..: Будешь кормить, поить и одевать! Она у меня волшебница, все сама умеет и все может. И никому другому она в руки не попадёт, пока я сам её не отдам».
Начальственный пост не только «кормит, поит и одевает» председателя и его семью, но он также удовлетворяет ненасытное властолюбие председателя сельсовета.
ещё с подросткового возраста Леонтий Мокрут, единственный сын у матери, своенравный и непослушный, проявлял свой крайний эгоизм, пренебрежение, ко всем людям, стремление главенствовать и обижать других. Повесть об этом рассказывает: «Если бы кто–нибудь заявил, что он не первый, Леонтий, наверное, плюнул бы ему в глаза… Любил Мокрут, чтобы на него смотрели, и ещё больше, чтобы его боялись… Любил смотреть на перепутанных и ожидающих какого–либо несчастья людей»…
Сам он однажды сказал так: «Жизнь у меня шла только в одну сторону, в свою». Замечал он только тех людей, которые для него были чем–либо полезны: девушку, какая ему понравилась, или человека, ему во всем послушного. Но особенно Мокрут замечал тех, кто в чем–либо мешал ему. «Замечал я только тех людей, — говорил он, — которые, желая этого или не желая, иногда становились на моей дороге. И я их легко сталкивал с дороги»…
В этом «сталкивании с дороги» неугодных ему лиц Леонтий Мокрут был беспощаден. Главное средство, которое применял он для этой цели: клевета, политический донос. Так на одного крестьянина он написал ложный донос о том, что тот будто был когда–то церковным старостой, и районные органы власти сняли этого человека с поста колхозного председателя. По его же доносу другой односельчанин был арестован, сидел в тюрьме, заболел. Не взлюбив секретаря своей партийной организации, директора средней школы, председатель сельсовета Мокрут и о нем намеревается собрать порочащие сведения (не жил ли он на оккупированной территории?..) и «убрать с дороги»…