— Колоски!.. Боже мой!.. — воскликнул сосед умирающей старухи. — Прежде, бывало, ребятишки любили полакомиться поджаренными колосками ржи. Нарвут пучки колосков, поджарят их на огоньке и с удовольствием жуют поджаренные зёрна: вкусно!.. Рвали везде, на любых полосках, как грибы в лесу. Прохожие тоже, бывало, рвали колоски и дорогою жевали их. Рвали их и сами мужики и бабы. Все рвали в полях колоски, когда захочется и где вздумается. И в святом Евангелии рассказано, что сам Христос и святые апостолы, проходя по полям, тоже колоски рвали и кушали их. И никто не ругался за это, не осуждал людей за колоски. Ни в Палестине, ни в России. Ни в старину, ни в наше время, перед колхозом. А теперь?! За колоски — в Сибирь!.. За колоски — в лагерь!.. За колоски — на каторгу, на десять лет!.. И кого же? Хлебороба, кто хлеб выращивает!.. Голодного труженика, кто работает, а хлеба не имеет!.. Земледельца, кому ржаное поле испокон веков принадлежало… Если бы рассказать это нашим родителям, то они бы не могли поверить этому. Нет, таких порядков не могли выдумать люди. Это сделали нелюди… Драконы сделали, о каких нам сказки старые люди рассказывали. По наущению самого сатаны!..
Колхозный обед
Я многократно видел колхозников за обедом. Обычно ели картофельный суп или свекольно–капустный борщ, ничем не заправленные — ни маслом, ни салом.
Хлеба нет. Вместо хлеба «прикусывали» очищенную картошку.
Когда было молоко, на второе подавали нарубленный картофель с молоком.
Когда же молока не было, обед состоял только из одного блюда. Молока же нет в каждом втором колхозном дворе: в каждом третьем дворе нет коровы; во многих дворах коровы от истощения яловые.
— Никакой в них сытости нету, в наших харчах, — жаловались колхозники. — Живот наполнил, а сам голоден. Вылезешь из–за стола, а есть хочется…
— И силы этот харч не даёт для работы, — добавляли другие. — Придёшь на работу, а силы нет. Работаешь из последних паров, вялый, бессильный. Не ты с напором работаешь, как прежде бывало, а работа тебя одолевает… Работать с таких харчей трудно. Хочется лечь и спать…
«Царский борщ»…
Однажды, когда только что подали на стол такой обычный колхозный обед в хате, приехал знакомый, городской гость, который был тут же приглашён к обеду.
Гость достал дорожную колбасу из своего чемоданчика и разделил её на две части. Одну половину подал больной хозяйке дома, которая лежала в постели, а другую положил на стол, для остальных членов семьи.
Семья была большая, кусок колбасы невелик. Члены семьи посоветовались, как целесообразнее использовать колбасу. Решили: нарезать её мельчайшими кусочками и положить в борщ, чтобы «подкрасить» его.
Приступили к еде. «Подкрашенный» борщ все ели жадно, с большим аппетитом и удовольствием. Глаза блестели. Все улыбались, радостные, возбуждённые, и хвалили «чудесный борщ».
Особенно страстно его расхваливал глава семьи, бывший раскулаченный.
— Как повстали колхозы, с тех пор мясной крошки во рту не было, — говорил он. — С той поры не видали мы ни мясца, ни сальца, не едали уж мясного борщеца!.. А теперь вот, Бог послал, даже колбаски покушать привелось. На век запомним… Вот так борщ! Распречудесный борщ!..
Он запнулся, придумывая сравнение, и закончил восторженно:
— Одним словом, настоящий царский борщ!..
На постели сидела больная колхозница, хозяйка дома, и ела колбасу с картошкой. Ожившая и повеселевшая, она жевала колбасу и вслух сама с собой разговаривала:
— Вот Бог послал нечаянную радость! Нет, теперь я не умру… Я оживу… Поживу ещё… Я ещё поживу!..
Надежда женщины оправдалась. Подкрепившись в течение недели хорошими продуктами, которые привёз в подарок гость, больная колхозница, собиравшаяся уже помирать, встала с постели — выздоровела…
Харчи мужицкие
Прежде, в дореволюционном орловском селе, пища крестьян была самая простая, неприхотливая. Но люди имели её достаточно и были сыты. никто в селе не голодал.
Мясо крестьяне ели только по праздникам да в страдную рабочую пору. Рыбы, фруктов, сахару могли покупать недостаточно: это было для них дорого.
Но хлеб сельские жители ели вдоволь, безо всякой нормировки и ограничения. Во время завтрака и обеда на столе была положена целая гора нарезанного крупными кусками хлеба. Коврйга хлеба лежала всегда на столе. Каждый член семьи или батрак мог в любое время, когда ему захочется, отрезать себе краюху хлеба, или, как шутили в деревне, «кусочек с коровий носочек». Ребятишки особенно охотно пользовались этим правом. Часто их можно было видеть на улице с куском круто посоленного хлеба в руках.
Об измерении хлеба граммами в прежней деревне и не слыхали. Рожь измеряли пудами, а печёный хлеб — не граммами и фунтами, а ковригами.
— Теперь осталось у нас две ковриги, — говорила крестьянка. — Надо печь новые хлебы.
И хозяйка приготовляла огромную «дежу» (бочку) с тестом, а завтра пекла свежий хлеб. Вытаскивала из печи несколько огромных ковриг — на неделю.
Никакой «хлебной нужды» в единоличной деревне не было. Недаром же русскую деревню поэты называли «ржаной деревней», а мужицкое отечество «ржаной Русью».
За завтраком к картофелю добавляли сушёные грибы или солёные огурцы.
К обеду подавали щи или суп, хорошо заправленные салом. На второе — картофель с яйцами или конопляным маслом. На третье — гречневая или пшённая каша с молоком.
Все эти продукты крестьяне ели вдоволь, досыта, или, как говорили в деревне, «от брюха».
А теперь, вспоминая об этих «харчах», колхозники глотали голодные слюнки, вздыхали и мечтательно говорили:
— Вот было блаженство!..
Они не имеют теперь ни хлеба, ни каши, ни сала, ни масла, ни яичек. Люди вынуждены теперь ограничиваться пустыми щами и немасленной картошкой, да и то не всегда вдоволь…
Так питаются хлеборобы в бывшей «житнице Европы». «Ржаная Русь» превратилась в. некрасовскую деревню Нееловку, стала Коммунистической Подтянутой Империей…
Начальники пируют
Но не все колхозники живут плохо. Колхозная верхушка роскошничает.
Мне пришлось наблюдать семью одной колхозной буфетчицы. За столом всегда было мясо, водка.
О колхозном кладовщике его соседи говорили:
— Яйца в его доме в корзинах, как картошки насыпаны!.. На столе каждый день мясо. Какое душе угодно: жареное, варёное, ветчина, студень. Огурцов, моркови, помидоров — вдосталь, с колхозного огорода.
Кухарка колхозного председателя рассказывала:
— Прежде я в кухарках у попа и лавочника служила. Хорошо кушали мои господа! Очень хорошо! Ну, а теперешний мой барин из босяков вышел. Но что касаемо поесть, то в этом деле он им не уступит! .. Утром, как только встанет, отомкнёт свой чуланчик, принесёт оттуда помидоров, огурцов, пяток яиц, большой кусок ветчины или сала. И велит: яичницу–глазунью ему поджарить. Пол–литра водки единым духом вылакает. Яичницу всю до крошечки е большой сковороды подберёт и ухмыльнётся: «Ну, кажись, я готов!..» И, посвистывая, зашагает к колхозной канцелярии. А к вечеру заказывает; курицу или поросёнка ему поджарить… К обеду редко приходит: днём больше в буфете закусывает.
Колхозный буфет
В колхозах были организованы буфеты. Заглядывал я в них. Там продаётся водка, колбаса, мясо всех видов, хлеб, и белый и чёрный.
Хотя буфет этот «колхозным» называется, но создан он не для колхозников. Нищий крепостной не в состоянии купить ни мяса, ни колбасы, ни водки: эта роскошь ему не по карману. Ему хотелось бы купить дешёвой рыбы: селёдочки, тарани. Но в буфете это не продаётся. Колхозник хотел бы купить чёрного хлеба по государственной цене. Но хлеб в буфете продаётся только тем посетителям, которые покупают выпивку и закуску.
Колхозник забредёт иной раз в буфет, постоит сиротливо около двери, облизнётся, проглотит набегающие слюнки… Потом почешет затылок. И, не солоно хлебавши, уходит обратно, вспоминая бабушкины присказки: «Дедушка видал, как барин виноград едал»; или: «По усам вино текло, а в рот не попало»…