Выбрать главу

Колхозники–хлеборобы… живут без хлеба… Работая на огромных государственных полях, в бывшей «житнице Европы», хлеборобы и скотоводы… вымирают от голода…

В стране, которая прежде была завалена пенькой и холстом, кожами и овчинами, теперь люди ходят… «разутые и раздетые»… В отрепьях ходят люди, которые… выращивают на колхозных полях коноплю, лён, хлопок, а на колхозных фермах — скот, т. е. шерсть, овчины, кожи, или производят одежду и обувь…

Живя по соседству с непроходимыми лесными дебрями, колхозники… мёрзнут в хижинах–завалюшках, болеют и гибнут от холода!..

Где, кроме дома для сумасшедших, могут встретиться такие нелепости?!. Да и то лишь в том случае, если власть в этом доме была бы захвачена отделением буйно помешанных…

Трагедия колхозной обыдёнщины заключается прежде всего в нищете и голоде, в неизбывной нужде колхозника. В это непролазное болото нужды загнала колхозника большевистская бесчеловечная власть, ограбившая мужика до–гола и эксплуатирующая его неотступно и беспощадно.

После коллективизации нужда, как спрут, присосалась к ограбленному колхознику и жадно высасывает из него всю кровь, убивает все жизненные силы, физические и душевные.

Нищета–спрут терзает колхозника всю жизнь, повседневно и ежечасно, превращая его в вечного мученика.

Спрут нужды сковал земледельца своими мощными, безжалостными, отвратительными щупальцами. Это чудовище неотступно душит его мёртвой хваткой. Душит неумолимо до тех пор, пока на половине жизненного пути, в сорок лет, измученный, истощённый и обессиленный, колхозник не падает бездыханным…

Спрут и нужда это символ колхозной Голгофы…

Но одновременно спрут является также и символом самого большевистского рабовладельческого государства. Вселенских масштабов спрут, страшилище–душитель, чудовище–кровосос, — это и есть символическое олицетворение коммунистического государства…

Это страшная личина бесчеловечной власти, с её девизом джунглей: «Кто кого может, тот того и гложет!..»

МОГИЛЬНЫЙ РЕЖИМ…

Три вида преждевременной смерти

Когда дело доходит до откровенности, то сами коммунисты определяют партийный билет, как «продовольственную карточку» или «ордер на жизнь». Это — меткое определение: партбилет — это гарантия «хлебной должности», а без «хлебной должности» в колхозе нет права на жизнь. Беспартийные колхозники, не владеющие «ордером», права на жизнь не имеют: они имеют только право на смерть, на преждевременную смерть...

Преждевременная смерть бывает: медленная, ускоренная или моментальная.

Медленная смерть на колхозной каторге

Первый вид смерти подробно обрисован в предыдущих очерках. Это медленная преждевременная смерть крестьян, как неизбежное следствие колхозной жизни впроголодь и впрохолодь, как результат чрезмерного истощения. Это — смерть, растянувшаяся на полжизни.

Мелкие кражи — путь в лагерь

Обречённые на медленное умирание, голодные колхозники пытаются защищаться от такой мучительной вынужденной смерти мелкими кражами колхозных продуктов.

Однажды мне пришлось наблюдать, как колхозный кладовщик отлучился на минутку, не замкнув склада, а колхозник юркнул в склад и с лихорадочной быстротой успел насыпать себе два кармана зёрна.

Но эти мелкие кражи продуктов часто ведут колхозников в лагерь.

Прежде, в доколхозной деревне, о таких «преступлениях», как «воровство колосков» или «кража муки у лошадей», никто не слыхал.

Не только самостоятельный крестьянин был сыт. И батрак был сыт. Поэтому ему и в голову не могла прийти мысль — воровать муку у хозяйских лошадей, которых он кормит. Деревенские ребятишки часто рвали в поле, на ближайших полосах, колоски незрелой ржи и поджаривали их: это было лакомство для детей. Но никто из крестьян это «преступлением» не считал. Детей за это не наказывали и не ругали.

А теперь в социалистическом государстве за это «воровство» осуждают на многолетнее заключение в лагерях. Причём осуждают «хозяев» этой колхозной земли, которым она будто бы «передана на вечно». Осуждают тех работников, которые своим тяжёлым трудом вырастили колхозную ниву.

Теперь земледельцев на много лет отправляют в лагерь за воровство одной корзинки картофеля на колхозном поле.

А в доколхозном селе за такое «воровство» не наказывали. В прежней деревне в предосеннюю пору, будучи в ночном или днём пася лошадей, крестьянские мальчишки любили развести костёр и печь картофель. И яркий огонь и печёная картошка доставляли ребятам большое удовольствие. Картофель для этой цели выкапывали на ближайших полосах, то есть, как правило, на чужих полосах. И за это никто ребят не наказывал и не ругал.

А теперь за корзинку картофеля приговаривают к многолетнему заключению в лагере того голодного колхозника, который вырастил этот продукт.

Мелкие кражи часто ведут колхозников в лагерь. А оттуда для многих возврата нет. Для большинства заключённых лагерь — это верная смерть: советский суд даёт сроки большие, а условия жизни там ужасные.

— Отправлен в лагерь и сгинул без вести, — часто сообщают колхозники о судьбе своих односельчан.

Так попытка колхозников, воруя продукты, спастись от медленной голодной смерти, приводит многих из них в лагерь, то есть к ускоренной смерти. Колхозники попадают «из огня да в полымя». Получается заколдованный круг…

Руководители жестоко защищают колхозную собственность от всякого посягательства. Для этого у них есть серьёзные основания. В благодарность за «продовольственную карточку» они: услужливо выполняют приказ хозяина, драконовские законы большевистского правительства. Начальники с остервенелостью цепных псов охраняют колхозные фонды от хлеборобов также и потому, что это — их личные фонды. Ведь их должности являются «хлебными» из-за того, что значительную долю колхозных продуктов они разворовывают сами.

Шемякин суд…

Не менее рьяно деревенские коммунисты охраняют свою власть от всякого на неё посягательства и не менее беспощадно расправляются со всеми недовольными и непослушными: колхозниками.

В Болотном произошёл такой случай. Председатель сельсовета нанял группу местных плотников–колхозников, обязавшись по договору уплатить им за постройку школы 200 пудов колхозной ржи. Но, когда плотники построили школу, он отказался платить им за работу по договору, а перевёл им эту плату на колхозные трудодни, то есть уменьшил эту плату во много раз. Плотники бесконечное число раз приходили к председателю и, предъявляя письменный договор, просили выплатить им заработанный хлеб. А сельский начальник грубо выгонял их из своей канцелярии.

Один из плотников, нервный человек, не выдержал этого издевательства. Он обругал председателя «разбойником» и замахнулся, намереваясь «заехать ему в рыло». Откормленный начальник схватил тщедушного плотника за горло, избил его и выбросил вон из канцелярии. Вышло по пословице: «За моё же жито, та й мене и побито»…

Но этим дело не ограничилось. В назидание всем строптивым колхозникам, плотника арестовали и «сварганили» громкое дело: «о террористическом покушении врага народа на ответственного советского руководителя во время исполнения служебных обязанностей»… Бедный «террорист» был приговорён советским Шемякиным судом к пятилетнему тюремному заключению…

«Большевистская бдительность»…

Но коммунисты беспощадно расправляются с колхозниками не только за попытку нападения. Они наказывают даже за малейшие проявления недовольства властью, шпионя среди беспартийных.

В отплату за «хлебные должности» деревенские коммунисты необычайно усердно проявляют свою «большевистскую бдительность», донося органам НКВД, через свои партийно–комсомольские организации, по каждому поводу, часто совершенно пустяковому.

~ 53 ~