Можно сравнить также денежную заработную плату учителей дореволюционной школы и школы советской. Учитель начальной школы в дореволюционной России получал заработную плату в размере 30 рублей (в золоте) в месяц. А учитель начальной школы в Советском Союзе получал перед войной (1941–45 года) 300 советских рублей (брутто) в месяц по высшей ставке. В те годы стоимость дореволюционного золотого рубля официально оценивалась в 150 рублей советских. Следовательно, советский учитель начальной школы получал в те годы 2 золотых рубля, или в 15 раз меньше дореволюционного учителя.
Таким образом, уровень реальной заработной платы сельского учителя при советской власти понизился в 10–20 раз, по сравнению с дореволюционным уровнем. Советский учитель живёт в колхозной деревне, по крайней мере, в 10 раз хуже, чем его коллега в дореволюционной деревне.
Нередко выдача заработной платы учителям задерживается на 2–3 месяца. И тогда создаётся для них невыносимо–бедственное положение. В это время они голодают, ищут взаймы деньги, вымаливают взаймы продукты. Некоторые вынуждены даже нищенствовать. Про одну учительницу рассказывали, что в такое чёрное время абсолютного безденежья, она ходила с сумочкой от одного колхозного двора к другому, выпрашивая у колхозников по несколько картофелин, чтобы не умереть от голода. Хлеба она не просила: знала, что его у самих колхозное нет…
Но даже тогда, когда деньги есть, купить продукты, одежду, обувь для сельской интеллигенции очень трудно: в колхозной деревне мало продуктов и ещё меньше товаров.
Чтобы купить в колхозе пуд ржи по государственной цене, за 20 рублей, учителям приходится «вымаливать хлеб, как нищим»: многократно упрашивать сельских начальников — и «голову» колхоза и председателя сельсовета.
Но начальники редко идут навстречу учителям. Они предпочитают продавать хлеб не по государственной цене, а по тайно–спекулятивной: не за 20, а за 100 рублей пуд. Разница между этими ценами идёт в их «личные фонды»… А у колхозников хлеба не купишь: они сами сидят без хлеба. И остальные продукты — и картофель, и молоко, и масло — в колхозной деревне приходится разыскивать с трудом. А в город ходить — далеко.
— Продукты достать трудно, а одежду и обувь ещё труднее, — говорят учителя. — В сельских магазинах, кроме водки, ничего нет. А в районные магазины товары привозят редко и в малом количестве. Как только привезут — горожане, обыкновенно, сразу же их расхватывают.
Об этих бедствиях товарного голода учителя рассказали поразительные случаи.
Износились у учителя брюки: одни, ведь, бессменные, и для будней, и для праздников. Протёрлись, порвались. А зачинить нечем: тряпки для заплаты нет и купить негде. Глядя на оборванного учителя, школьники посмеиваются, подшучивают: «Не только у нас штаны худые»… Весной, в жару, учитель приходит в класс и сидит там в пальто: раздеться невозможно…
У другого учителя износилась и порвалась рубаха, заменить нечем: она у него единственная. В магазинах районого и областного городов не мог найти ни мануфактуры, ни готовой рубашки.
—। Поверите–ли, — рассказывал учитель, — за самую плохенькую рубашку согласен был бы заплатить 100, 150 рублей, даже все своё месячное жалованье 250 рублей!.. Но в магазинах нет, а спекулянты не попадаются.
Тогда учитель придумал какой–то предлог, получил у начальства отпуск на три дня, съездил в Москву и вернулся с пустыми руками. Он потратил уйму денег, промучился два дня в бесконечных очередях в магазинах и рыночных ларьках, но не мог достать ни рубашки, ни метра мануфактуры…
А учительница из-за галош мук натерпелась. Протёрлись галоши, худые стали, а за ремонт никто не берётся: нет резины. Купить галош негде. А в деревне осенью, в дожди нескончаемые и грязь непролазную, без галош обойтись невозможно. В школу приходит и домой возвращается с промокшими ногами, облепленными грязью.
Отправилась в областной город. Вернулась без галош, но с синяками на лице: в очередях была такая давка, учительница упала, а ошалелая толпа помяла её, ушибла, чуть совсем не растоптала!…
— Слава Богу, что сама жива осталась!..
Дела с покупками немного поправились только тогда, когда в больших городах, наряду с обычными магазинами, в которых почти ничего не было, открылись государственные, так называемые, «коммерческие магазины»: там продавали товары по очень повышенным ценам.
— Хоть в коммерческом магазине и дорого, но все же купить можно, — радовались учителя. — Без брюк и без рубашки, без блузки и юбки, без ботинок и галош — не обойдёшься. А без масла можно потерпеть. Теперь хоть поголодаешь, но съэкономишъ денег и сможешь в коммерческом магазине купить самую необходимую вещь.
После этого учителя, чтобы съэкономить дорожные расходы, собирали после получки деньги и отправляли одного коллегу в большой город за покупками. Тот привозил, по заказу, самые необходимые вещи из коммерческих магазинов.
Жизнь сельской интеллигенции протекает в. нужде и постоянных материальных заботах: как прожить, накормить и одеть себя и свою семью?..
Слова Ленина, которые часто приводятся в учительской печати: «Народный учитель должен быть у нас поставлен на такую высоту, на которой он не стоял, не стоит и не может стоять в буржуазном обществе», — звучат, как издевательство…
Материальное положение отдельных учителей, конечно, не одинаково. Оно зависит не только от уровня заработной платы, от числа членов семьи, но и от характера взаимоотношений с местным начальством.
При неладных взаимоотношениях учителя могут бедствовать от голода и холода. Если же колхозное начальство будет благосклонно к учителю, то оно легко может обеспечить этому учителю сносное существование: продуктами из колхозного склада по государственным ценам снабдит; подыщет лучшую квартиру; обеспечит дровами; огородный участок выделит; в город свезёт учителя, когда это нужно.
Колхозные учителя жаловались на своё скудное питание. А две учительницы–комсомолки хвалились:
— А мы как сыр в масле катаемся: пшеничный хлеб, мясо, молоко, яйца, овощи…
Ларчик их благополучия открывался просто: они жили и столовались у колхозного кладовщика. Учительницы изрядно платили кладовщику за квартиру со столом, а тот не жалел для них продуктов с колхозного склада и из колхозных ферм. Учительницы оптом покупали у кладовщика наворованные им колхозные продукты.
Сельские начальники обычно покровительствуют тем учителям, которые «угождают» им чем–либо: взяткой, личными услугами или своей «политической активностью».
Часто в деревнях эта житейски–бытовая коллизия — нужда учительниц и их материальная зависимость от начальников — приводит к такому результату: молоденькие учительницы выходят замуж за местных начальников. А начальники, разводясь со своими жёнами-колхозницами, оставляют у них на шее кучу ребятишек, безо всякой помощи.
Если же учительницы не хотят «идти навстречу» начальникам, то пьяные и всевластные «колхозные царьки» и всевозможные районные уполномоченные, словно назойливые мухи, будут постоянно донимать одиноких молодых учительниц своими любовными домогательствами, допекать их нуждой и придирками и всеми способами «портить жизнь», пока не «доконают»…
Из сельских интеллигентов сносно обеспечены только те, кому местное начальство покровительствует, или те, которые имеют выгодную должность и покладистую совесть, — и поэтому могут брать взятки даже с нищих колхозников.
Рассказывали об одном враче из деревенской больницы. Эта женщина–врач и её мамаша умело «организовали» своё продовольственное снабжение. Колхозниц, которые приходили в больницу, мамаша приглашала по одиночке «заглянуть» на кухню. Там она выклянчивала у пациенток для врача–дочери продукты: яички, творог, овощи и т. п. Пациенток же, которые ничего не оставили на кухне, обычно постигала у врача полная неудача: лекарства «не было», дать освобождение от работы было «невозможно», характер заболевания оказывался «неясным», нужно было повторно приходить в больницу, ибо «надо… ж… дать»…