— Вот тогда и наше время приспеет, — продолжил его мысли другой колхозник. — И тогда уж берегитесь, «драконы»!.. Каюк вам будет, крышка!..
Колхозники злорадно засмеялись… И опять взглянули на картину Георгия Победоносца…
Тогда мне стали понятны и течение ассоциаций у колхозников и строго–логическая нить их беседы: освобождение от коммунистических «драконов» они связывали с приездом на танке немецкого «Победоносца»…
Теперь, через много лет после этого разговора, думалось: малограмотные колхозники оказались пророками–ясновидцами. Не могли предвидеть они только одного: что из «победоносцев» бывают и такие, которые стремятся поразить «драконов» не для того, чтобы освободить их жертвы, а для того, чтобы самим занять место этих низвергнутых «драконов»…
КОЛХОЗНИК НА РАДИОСТАНЦИИ
Коммунисты стараются возбудить у всего подсоветского населения, в частности, у колхозников, вражду ко всем государствам за кордонами Коммунистической Империи, ко всему «капиталистическому окружению».
Но эта пропаганда не доходит до сердца колхозников. Отношение их к загранице иное. Они чувствуют там свободный мир и с детской наивностью надеются на человеческое сочувствие, ожидают активной помощи со стороны свободных народов тому народу, который мучится в крепостной неволе, в лапах «драконов».
Это отношение подъяремного народа к свободному миру ярко изображено в одном анекдоте, который в Советском Союзе имеет самое широкое распространение: я слышал его и в столице и в колхозных деревнях.
Этот анекдот рассказывает: советский «президент» Калинин произносит по радио речь для заграницы. В слащавом тоне он декламирует пышные фразы о «самом передовом и единственном демократическом государстве в мире», о «культурной революции», о «зажиточной жизни» населения, о «социалистическом рае» в Советском Союзе.
Тут же, в радиостудии, случайно присутствует колхозник и внимательно слушает эту декламацию, иронически улыбаясь.
Когда Калинин окончил речь, к нему подошёл колхозник и сказал:
— Хорошо говорили Вы, Михаил Иванович!.. Разрешите и мне слово молвить к иноземным братьям, крестьянам и рабочим. Дополнить малость…
Калинин подумал: наверное, жаловаться станет на свою горькую, колхозную жизнь… О чем же другом может говорить колхозник?! Осрамит меня: уличит во лжи…
— Нельзя!.. — отрезал «советский президент».
— Да я слова три только и молвил бы, — сказал колхозник.
Калинин подумал: три слова… Знаем мы эти «три слова»!.. Наверное, с досады голодный колхозник запустит в эфир матерщиной… А я только что распинался по радио о величайшем расцвете культуры в нашем социалистическом государстве. Грубиян опозорит на весь мир нашу социалистическую культуру…
— Нельзя! — строго повторил Калинин. — Даже близко не подходи к микрофону!..
— Неужели мужику нельзя и одно слово, единственное словечко, молвить по радио, Михаил Иванович?!. — не унимался колхозник.
Одно слово, — подумал Калинин. — Любопытно, что же он может сказать в одном слове?..
— Ну, хорошо, — обращается всесоюзный староста к назойливому колхознику: одно слово ты по радио сказать можешь. Но только помни: одно–единственное слово!.. Если ты хоть одним словом больше скажешь, то мы голову твою снимем!..
— Хорошо: моя голова всегда в ваших руках, — ответил невозмутимо колхозник.
Он подошёл к микрофону, откашлялся, набрал полную грудь воздуха и крикнул пронзительным голосом недорезанного:
— Спа–си–те!!!
Всю измученную, истерзанную душу свою вложил колхозник в это единственное слово…
Это удивительно правдивый и талантливый анекдот: он в одном слове выразил муки, надежды и призыв народа–мученика.
— Спасите! — это стон колхозных рабов, придавленных советскими крепостниками.
— Спасите! — это крик жертв, терзаемых драконами.
— Спа–си–те!!! — это вопль окровавленного, истерзанного, народа-мученика, распятого всемирной бандой палачей на коммунистической Голгофе…
— Спа–си–те!!!
А отклик где?..
Неужели это — безответный крик вопиющего в Мировой Пустыне?!.
Или бесцельный вопль гибнущего во Вселенских Джунглях?!.
Часть вторая
НИЩЕТА КОЛХОЗНАЯ
Материальный быт деревни за период 1945–67 годов
«…Колхозники и совхозники — это потомки свободных русских крестьян, которые так быстро богатели в XX столетии; это те люди, которых советская власть превратила в пасынков режима» вечно недоедающих и одетых в тряпьё».
«Жизнь наша известная: колхозная…»
I. «НЕ ЖИЛЬЕ, А ГОРЕ»..
Типичным жилищем крестьян в пореформенной России была двухкомнатная изба с крыльцом, открытой верандой.
В русских и белорусских деревнях избы были построены из дерева. В украинских деревнях их строили из каменного щебня, залитого и обмазанного глиной. Стены обмазывали извёсткой. Для лучшего сохранения тепла бревенчатые избы тоже большей частью обмазывались толстым ровным. слоем глины снаружи и изнутри. По площади избы были очень различны. Каждая комната в избе имела площадь от 16 до 64 квадратных метров.
Полы в большинстве изб были деревянные, из толстых досок, а крыши — соломенные.
У зажиточных крестьян избы часто состояли из 3–4 комнат и имели крыши более усовершенствованные: тесовые, шиферные, черепичные, железные.
Дома у зажиточных крестьян нередко были кирпичные. А в некоторых сёлах даже большая часть домов была кирпичной. В селе Вирятино, Тамбовской области, перед революцией 1917 года из 380 домов 230 были кирпичными и только 150 деревянными. Построены эти кирпичные дома были в конце XIX и в начале XX века.
У бедных крестьян были избы и однокомнатные, с сенями, но без крылечек.
После Октябрьской революции и до коллективизации, от 1917 до 1929 года, в Советском Союзе положение с жильём в деревнях оставалось в основном таким же, как и в дореволюционной России. Но часть бедных крестьян получила от советского государства лес или срубы бесплатно и построила новые избы.