Повседневное меню дореволюционных крестьян в небогатых областях России было вполне удовлетворительное.
Ели четыре раза в день.
Обычный обед и ужин состояли из трёх блюд.
Блюдо первое; Овощной борщ или картофельный суп, хорошо заправленные салом или обильно помасленные маслом (подсолнечным или конопляным).
Второе: картофель — пюре (толченка с яичками) или рубленый картофель, хорошо помасленный. Или каша — гречневая или пшённая — с маслом: конопляным, подсолнечным или коровьим.
Третье: молочное блюдо: каша, картофель или хлеб — с молоком.
Так питались крестьяне в небогатых областях России: в средней и северной России, в Белоруссии.
А в богатых областях России — на Украине, на Кубани, на Дону, на Поволжье, в Сибири — питание крестьян было гораздо лучше. Пища была хорошая, обильная. Исследователь так характеризует питание в этих областях: «До революции… молоко, сметана, сало, яйца, куры — были самой обычной, ежедневной пищей крестьянства этих богатых районов… Население этих районов ело только белый пшеничный хлеб… Подсолнечное масло раньше расходовалось пудами и считалось чрезвычайно дешёвым продуктом;… цена на него была 20–25 копеек килограмм».
Мяса в этих богатых животноводческих областях было так много, что крестьяне ели его достаточно и продавали немало. Н. Крупская в своих «Воспоминаниях о Ленине» писала о том, как они вдвоём с мужем жили на квартире у сибирского крестьянина, когда Ленин отбывал «ссылку» в Сибири. Восемь рублей (в золоте), которые Ленин получал от царского правительства ежемесячно как «пособие» на своё содержание, он платил крестьянину за квартиру со столом. Крестьянин–домохозяин кормил за эту плату двух человек, Ленина с женой, «как на убой», по выражению Крупской. И мясом кормил их вдоволь. Зарезав барана, крестьянин передавал всю тушу своим квартирантам в полное распоряжение. А когда они съедали все мясо, хозяин резал для них другого барана…
Таково было повседневное питание в деревнях богатых областей России.
Праздничное питание крестьян во всей России было богатым и обильным.
Обследователи села Вирятино, Тамбовской области, пишут о том, как земледельцы справляли там праздники до революции: «В любой церковный или семейный праздник готовили блюда: щи с мясом, …варёное мясо (говядину, баранину, реже курятину), студень, рыбу, блинчики, оладьи».
Крестьяне в дореволюционной деревне, кроме воскресений, справляли много других праздников. «Годовой праздник справлялся не менее двух дней, святки — почти две недели и не менее одной недели — Пасха, — пишут обследователи села Вирятино. — В семейном быту праздники занимали существенное место».
В дореволюционной деревне крестьяне праздновали, кроме 52 воскресных дней, ещё не мене полсотни других праздников!: 12 дней — «двунадесятые» праздники; престольные в своей и соседних деревнях — около 6 дней; Пасха — 7 дней; святки — 14 дней; масленица — 7 дней; семейные праздники — крестины, сватанье, свадьбы, похороны и т. п. — не менее 10 дней на семью и другие семейно–бытовые праздники.
В итоге в дореволюционной деревне крестьяне имели сотню праздников в году. Праздником был каждый третий день. А в эти дни люди не работали и очень обильно питались, гораздо лучше, чем в обычные дай.
Подытожим факты. В небогатых областях дореволюционной России крестьяне питались в будни вполне удовлетворительно, а в праздники — хорошо. В богатых областях крестьяне в будни питались хорошо, а в праздники обильно, прекрасно.
Но большинство земледельцев в Советском Союзе после коллективизации питается плохо или очень плохо. Колхозники живут впроголодь и даже умирают от голода и истощения.
Писатель В. Тарсис, бывший коммунист с многолетним стажем, проживший в СССР полустолетие — от 1917 до 1966 года, охарактеризовал питание колхозников, как «вечное недоедание»…
Государственные крепостные, колхозники, питаются хуже, чем питались крепостные частновладельческие в эпоху помещичьего крепостного права, столетия тому назад. У тех и других картофель и овощи составляли главную пищу. — Но большинство помещичьих крепостных, кроме того, имело в достатке хлеб, молоко и растительное масло. А большинство колхозников даже этих продуктов не может потреблять достаточно.
Многие журналисты и советологи утверждают, что крестьяне в пореформенной России, от 1861 до 1917 года, питались так же плохо, как современные колхозники. Но материалы моей книги и воспоминания людей, наблюдавших пореформенную деревню, свидетельствуют о том, что такие утверждения не соответствуют действительности.
Некоторые журналисты–социалисты договаривались до ещё более парадоксальных утверждений. «Много было людей (в России, в пореформенной дореволюционной деревне — Т. Ч.), никогда не евших борща, салом заправленного, но иногда месяцами, до «урожая», евших хлеб с лебедой, — так было написано в одной статье. — Лебеда вообще часто примешивалась к чёрному хлебу, чтобы «дожить» до нового хлебца».
Такая характеристика питания крестьян в пореформенной деревне полностью противоречит действительности. Эта характеристика является следствием неведения или пристрастно–недоброжелательного отношения революционно–социалистических политиков к дореволюционной России.
Часть третья
КОЛХОЗНАЯ ДЕРЕВНЯ В ЛИТЕРАТУРЕ
Социологические очерки
РАЙ В ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИХ КОММУНАХ
В 1863 году, в тюрьме, писатель–социалист Н. Г. Чернышевский написал пропагандный роман «Что делать?» Этот роман теперь включён в школьную программу и изучается в советской средней школе на уроках русской литературы.
В романе социалистический строй, земледельческие коммуны будущего описаны в виде картин сновидения.
Коммунары живут в больших, роскошных дворцах, окружённых садами и полями, в средней России, на Оке.
Картину изобилия плодов земных в коммуне роман изображает так:
«Нивы это наши хлеба, только не такие, как у нас, а густые, густые, изобильные, изобильные. Неужели это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто же видел такие зёрна? Только в оранжерее можно бы теперь вырастить такие колосья с такими зёрнами. Поля это наши поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас. Сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абрикосы, — как же они растут на открытом воздухе? О, да это колонны вокруг них, это они открыты на лето»…
Лёгкую работу на машинах, радостную работу коммунаров, всегда с песнями;, — Чернышевский живописует:
«По этим нивам рассеяны группы людей; везде мужчины и женщины, старики, молодые и дети вместе. Но больше молодых; стариков мало, старух ещё меньше, детей больше, чем стариков, но все-таки не очень много… Стариков и старух очень мало потому, что очень поздно становятся ими, здесь здоровая и спокойная жизнь, — она сохраняет свежесть».
«Группы, работающие на нивах, почти все поют».
«Но какой работой они заняты? Ах, это они убирают хлеб. Как быстро у них идёт работа! Но ещё бы не итти ей быстро, и ещё бы не петь им! Почти все делают за них машины — и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, — люди почти только ходят, ездят, управляют машинами. И как они удобно устроили себе; день зноен, но им, конечно, ничего: над тою частью нивы, где они работают, раскинут огромный полог; как подвигается работа, подвигается и он, — как они устроили себе прохладу! ещё бы им не быстро и не весело работать, ещё бы им не петь!..
«И всё песни, всё песни, — незнакомые, новые. А вот припомнили и нашу; знаю её: