— Ты на мотоцикле? — Арвидас вдруг повернулся к Мартинасу, глядя поверх его головы.
Мартинас кивнул.
— Подъедем к Каменным Воротам. По дороге на Паюосте. Хочу осмотреть участки новоселов. Ты не против? — спросил Арвидас, следуя через канцелярию к выходу.
— Поехали…
— Хорошо бы договориться в ММС, чтобы в этом году начали осушительные работы на Каменных Воротах. Ты еще не говорил насчет этого с директором?
— Нет. — Мартинас подошел к мотоциклу, который стоял посреди двора, сбросил ногой подпорку и нажал на педаль. Мотор завелся не сразу.
— Я думаю, что руководство ММС войдет в положение колхоза и согласится подождать с оплатой. — Арвидас говорил как заведенный, неискренне, совсем не то, что думал. От лицемерия его тошнило, но надо же было что-то говорить, пока не заведется этот проклятый мотор… — Залезем в долги, проценты ударят по карману, но Каменные Ворота в стократном размере вернут вложенный капитал. Один торф чего стоит! А сколько прибавится угодьев…
Последние слова проглотил грохот заведенного мотора. Мартинас сел верхом на мотоцикл и взмахом головы пригласил Арвидаса.
Поехали.
Арвидас глядел по сторонам, стараясь рассеяться, подавить растущее чувство враждебности, но не видел ничего, кроме широкой спины Мартинаса. Спина! Рубашка, надувшаяся от ветра как парашют. Мерзкая спина паука. Где это он видел похожую спину? Соленый запах пота, сено… Ах да — Шилейка! «Интересно, как далеко они зашли?» Арвидас впился взглядом в склоненную шею Мартинаса — здоровую, крепко загоревшую на солнце. Может быть, этой ночью (почему именно ночью?) ее гладили те самые руки, которые еще так недавно ласкали и его, Арвидаса… Гладили… Только ли гладили? Может, его лицо еще горит от ее поцелуев?..
Арвидас стиснул зубы. «Я все еще болен. Здоровый человек не потерял бы головы».
Мартинас сбавил скорость.
— Вот участки. Можем сойти, — крикнул он, полуобернувшись.
— Не надо. На Каменные Ворота! — крикнул Арвидас. Он хотел выиграть время: надо было взять себя в руки.
Они миновали участки, мельницу и свернули налево по поросшему травой проселку.
Каменная пустошь неузнаваемо изменилась. Жаркое летнее солнце высушило лужи, и сейчас только кое-где сверкал глаз омута, окруженный высокой шершавой болотной травой, из которой торчали серые спины валунов. Чахлый кустарник, на который зимой неприятно, было смотреть, теперь буйно зеленел, разнообразя и живописуя убогий пейзаж, который все-таки не выглядел монотонным и по-своему волновал сердце своей дикой красотой.
Мартинас положил мотоцикл набок и пошел вслед за Арвидасом по краю Ворот. Воздух здесь был влажнее, прохладнее, изредка доносился запах водорослей. Раскаленное небо звенело от разноголосого шума птиц, которые, кажется, слетались сюда только для того, чтобы как-то возместить своими песенками обиду природы, причиненную этому убогому уголку земли.
К Арвидасу вернулось самообладание, умение контролировать себя. Духовный кризис, который он пережил по дороге сюда, сейчас казался бредом больного, который, слава богу, все же миновал. Он сел на камень. Рядом был второй, такой же плоский и удобный для сидения. Арвидас показал на него Мартинасу, тот кивнул и тоже сел. Камни были обомшелые и теплые. Как два уютных задремавших на солнце зверя. За спиной куст ольхи с листвой, изъеденной червями. Впереди болотная трава, сонные глаза омутов и камни, камни, камни. И всюду, сколько видит глаз, пучки кустарника. А дальше, на горизонте, — выбравшаяся из ложбины и словно привставшая на цыпочки деревня.
— Ты хотел сказать что-то важное, Мартинас.
— Мне надо уехать из Лепгиряй, Арвидас.
Арвидас резко повернулся к Мартинасу. Тот сидел, глядя в сторону.
— Почему?
— Это неважно.
«Не стоило спрашивать — ведь ясно…»
— Пускай будет неважно. А куда ты собрался?
— И это неважно.
— Оставим такие разговорчики детям, Мартинас. — Арвидас встал, схватил Мартинаса за плечи и повернул лицом к себе. — Скажем, я знаю, что случилось. Но зачем такая паника?
Мартинас зло сбросил руки Арвидаса.
— Ничего ты не знаешь и не можешь знать, потому что ничего такого не случилось. Е щ е не случилось…
Арвидас сел на камень: от неожиданно прорвавшейся радости подкосились ноги. Но это продолжалось лишь несколько мгновений.
— Ты мальчишка, Мартинас, — овладев собой, сказал он. — Не ты управляешь чувствами, а они тобой управляют.