У этого Сюдзи Сатомуры есть сын по имени Синтаро. Он был военным, дослужился до майора. Во время войны занимал довольно высокую должность, пользовался немалым влиянием. Вроде бы служил в генеральном штабе.
Выйдя в отставку и совсем обеднев, Синтаро вернулся в деревню, живет сейчас как простой крестьянин, ни на что не претендуя. Ему лет тридцать семь — тридцать восемь, не женат, детей нет, но здоровьем так и пышет, наверное, сказывается армейская закалка, так что состояние дома Тадзими — очень вероятно — перейдет не к Куя или Харуё, а именно к Синтаро.
— Неизвестно почему, но бабушки очень не любят Синтаро, — продолжал свой рассказ Сува. — Отца его, Сюдзи, давно умершего, бабки тоже на дух не переносили. Что же касается Синтаро, то дело не только в том, что он сын ненавистного Сюдзи, а и в том еще, что, покинув в молодые лета деревню, он почти не приезжал туда и стал для всех совершенно чужим человеком. Но не только бабушки, Куя и Харуё тоже не жалуют Синтаро, — это и стало главным побудительным мотивом, чтобы начать разыскивать вас. Ну вот, я свои обязанности исполнил, позвольте удалиться.
Я почувствовал ужасную тяжесть на душе. Стало быть, по меньшей мере один человек имеет веские причины не желать моего возвращения в деревню. Если увязать это с неприятным письмом, которое я получил сегодня утром, то истинное положение дел в нашем роду становится вполне понятным.
После ухода адвоката мы долго сидели, словно в рот воды набрав. Это продолжительное молчание стало тяготить меня. Все-таки мы друг другу не чужие…
Я вдруг заметил, что лоб деда покрылся липкой испариной. Тем не менее я спросил:
— Значит, я родился в Деревне восьми могил?
Дед утвердительно кивнул и вдруг издал легкий стон, которому поначалу я не придал значения.
— Я хочу показать вам странное письмо, которое получил сегодня утром.
Достав из кармана конверт, я вытащил письмо и развернул перед дедом. Тот протянул руку, чтобы взять его, но внезапно, как подкошенный, опрокинулся навзничь.
— Дедушка, что случилось?
— Тацуя… Воды… воды…
— Что с вами, дедушка? Вам плохо?
Я быстро сунул письмо в карман и потянулся за чайником на столе. И тут увидел, что дед корчится в судорогах и из его губ вытекает тонкая струйка крови. Я невольно закричал:
— Дедушка!
Он посмотрел на меня, но ответить уже не смог.
Прелестная посланница
Каких-то десять дней назад ничто не предвещало этого водоворота трагических событий. Двадцать восемь лет моей жизни, исключая годы войны, были скучными, серыми, монотонными. И вдруг визит странного человека и письмо разом перевернули мою жизнь, окрасили ее в кровавый цвет.
Сначала я счел, что смерть деда — следствие его какой-то хронической болезни. Но прибежавший на мой крик врач засомневался в этом, вызвал полицию и поднял страшную суету.
Труп сразу же перевезли в морг муниципальной больницы, где врачи по поручению полиции произвели вскрытие и выдали заключение, что причиной смерти было отравление сильнодействующим ядом. Вот это-то заключение и доставило мне массу неприятностей.
В том, что я попал под подозрение полиции, ничего необычного не было: ведь именно я провел со стариком последние минуты. Понятно, что именно я стал основным подозреваемым. Мне рассказывали потом, что до моего прихода адвокат Сува около получаса беседовал с дедом и все было нормально. Потом минут десять мы разговаривали втроем, и тоже ничего необычного не заметили, Сува спокойно ушел. И практически сразу после его ухода началась агония, наступила внезапная смерть. Естественно, полиция сочла, что я старика отравил.
— Да что вы, чего ради он будет травить ядом своего деда? Он и видел-то его впервые в жизни. Только ненормальный мог бы так поступить, — говорил адвокат Сува полицейским, защищая меня.
Но его защита обернулась против меня. Хотя Сува, безусловно, стремился мне помочь, но его слова, что только ненормальный пойдет на убийство собственного деда, полицейские восприняли буквально.
Полицейские глядели на меня с плохо скрываемым подозрением, а я между тем чувствовал себя все хуже и хуже в результате изнурительных допросов. Если б я признался им, что у меня стоит звон в ушах, что перед глазами возникают порой какие-то безумные видения, что на меня накатывает жуткая депрессия, они наверняка были бы очень рады. А мне и в самом деле до сих пор никогда не было так погано. Привычное состояние одиночества не позволило мне стать большим жизнелюбом, но тем не менее я считаю себя обычным нормальным человеком.