Я подождал, пока они не уехали, и поплелся в магистрат, как было запланировано. Я прослужил здесь два последних довоенных года благодаря протекции родственников Катажины, одновременно закончив юридический факультет. Должность эта по тем временам была великой победой, благодаря ей я мог жениться, получить квартиру и купить в кредит мебель, словом, прилично устроиться. Катажина получила специальность в торговой школе, зарабатывала, правда, немного, но при двух жалованьях мы чувствовали себя почти богачами.
Старинный дворец был полон народу. Возле комнаты, где я когда‑то сиживал, замерла группа рабочих, уставившись на закрытую дверь; старший из них держал картонку с надписью «ЮНРРА»[2], осторожно прижимая к груди. Я взглянул на табличку и испытал разочарование: теперь здесь помещался совершенно другой отдел. Тщетно я искал тот, свой, он не фигурировал даже в списке. Бродя по коридорам и лестничным клеткам, я высматривал знакомые лица и неожиданно встретил своего шефа. Он очень постарел, но одет был как всегда тщательно, серый галстук бабочкой, и платочек в кармане. Он, разумеется, не узнал меня.
— Пан начальник, — остановил я его на лестнице. — Это я, Роман Лютак.
Он обернулся и пожал плечами:
— Мне некогда шутить, уважаемый.
И ушел. Оставшись один, я зазевался на пестрый плакат Красного Креста, на котором хорошенькая сестра милосердия поднимала над головой шприц, наполненный кровью. Вот это было для меня.
Сестрица в Красном Кресте оказалась, впрочем, гораздо красивее изображенной на плакате, и, когда она протирала спиртом мое предплечье, я ощущал тепло ее пышной груди, оттопыривающей белоснежный халат. Она наклонялась так, что я мог бы поцеловать ее губы, очень пухлые, переходящие в горизонтальные морщинки, или в щеку, покрытую светлым пушком.
Закончив процедуру, она велела мне отдохнуть и помогла лечь на обитый клеенкой диван.
— У нас все еще слишком мало крови, — сказала она, — крови мало, а солдат и вообще раненых если бы вы знали сколько!
— А склад сегодня открыт?
— Открыт, открыт, свое получите, — проворчала она. — Совсем заморыш. Кожа да кости.
Сестра коснулась моей обнаженной руки в том месте, откуда брала кровь. Я положил руку ей на грудь.
— Ишь чего эдакому захотелось! — прыснула она, однако руки не сбросила. — Вы Оттуда? Много лет?
— Много, ангелочек! — ответил я, взвешивая ее грудь на ладони. Забыл уже, как это выглядит.
— «Ангелочек», к чему такие слова? Я была на фронте, дорогой мой, и не принадлежу к ангелам. Ну, а теперь идите за пайком.
Она помогла мне встать и проводила на склад, где я получил несколько сигарет, кусок сала, банку тушенки, килограмм крупы и сахара.
— Сегодня‑то я занята, — тихо проговорила девушка. — Всего три дня как меня сюда запихнули, а завтра могу куда‑нибудь сходить, почему бы нет.
— Хорошо, ангелочек, — сказал я и договорился о встрече на следующее утро. В голове у меня шумело, я слабел, видимо, слишком много потерял крови. Она заметила это и велела мне сесть. Когда вышла в процедурную с каким‑то толстяком, захотелось спать. Зевая, я ждал, пока не пройдет это состояние. Наконец собрался с силами и вышел.
Тетушка была уже дома, она приветствовала меня, а скорее мои сокровища, возгласами радости. Я сказал, что получил в магистрате пособие.
— У меня тоже есть кое‑что для тебя, Ромек, — заявила она. — Займусь приготовлением обеда, а ты пока почитай.
Тетушка бросила мне газету, в которой я нашел статью «Дух товарища Лютака живет». Я смутился, был вынужден присесть у окна, чтобы Тереза не увидела выражения лица, однако чувствовал на себе ее взгляд.
«Восемнадцать партийцев поклялись, что не успокоятся, до тех пор пока не найдут станков. Поклялись памятью Яна Лютака, секретаря комитета Польской рабочей партии на заводе, который носит теперь его имя». Итак, даже секретарь! Я читал и читал, и внезапно, несмотря на высокопарные слова, статья захватила меня, описание похода в неизвестность, по следу, столь слабому, что он исчезал через день — другой, было сделано превосходно, я мог представить себе восемнадцать Шатанов, плывущих на лодках по Одре в весеннюю непогоду, обстрелянных немцами с берега, пьющих до упаду с солдатами, слепнущих от усталости. Я видел их, впряженных в машины, которые они канатами стаскивали по дощатому настилу с набережной, видел их, выклянчивающих в военной комендатуре тягачи и платформы, пробивающихся сквозь толпу мародеров, через сожженные городишки, запруженные народом станции.
2
ЮНРРА — составлено из начальных букв английского названия Администрации помощи и восстановления при ООН.