— Партия объявляет состояние боевой готовности. Как вам известно, за последнее время реакционное Подполье активизировалось, и есть сведения, что оно бросит все силы, чтобы нас терроризировать и изолировать от запуганного населения. По нашим данным, надо быть готовым к нападениям бандитов на избирательные участки и партийные комитеты, на членов партии и сочувствующих нам беспартийных, на посты милиции и УБ, к попыткам организовать забастовки и беспорядки. Оружие есть, и каждый нуждающийся в нем получит его. В округах мы организуем боевые пятерки для самообороны, которые, будут держать связь с воинской охраной и партийной тройкой. Чрезвычайно важно наладить взаимную связь. Выделите связных, найдите велосипеды, мотоциклы, лошадей. Надо разработать систему сигнализации. Не страха ради, а для пользы дела следует быть предусмотрительным. Кому из вас угрожает беда, кто чувствует себя в опасности — поднимите руки.
Никто не поднял, переглядывались, бормотали что-то, но рук не подымали.
— Нечего стесняться, товарищи. Такие люди обязаны ночевать вне дома, пусть вспомнят времена конспирации. Хватит с нас жертв. Лучше всего кочевать гуртом, назначая дежурных. В деревнях, где малочисленные ячейки, а по соседству бесчинствуют банды, члены партии освобождаются от явной политической деятельности.
— А как же праздники? — встрепенулся с виду крестьянин из первого ряда. — Ведь это же рождество, дорогой товарищ, а праздники надо справлять дома.
— Нет. На сей раз нет. Конечно, это касается лишь угрожаемых районов. Не пить, не ходить на гулянки. Все это держите в тайне.
— Нет у нас никаких банд, так к чему же все это представление? Народ трудный, но не бандюги.
— Как нет? — подхватил другой. — Есть банды. Только не в самом Ц., а на юге, где‑то около Дурова. Пусть товарищи из Дурова скажут.
Из Дурова был только один человек, учитель, хотя этот богатый поселок насчитывал тысячи три жителей, которые занимались изготовлением щеток, скупкой щетины и продажей готовых изделий, кстати, отменного качества.
Взвинченный, острый на язык, он взял слово и, оживленно жестикулируя, заговорил:
— У нас заправляет Польское стронництво людове, товарищи, и ксендз. Партийных нас семеро, к сожалению — сплошь представители той власти, которая долясна править, но не правит. Учитель я, меня зовут Адам Яновский, комендант поста, председатель кооператива…
— Говорите по существу, Яновский, — бросил реплику секретарь. — Мы знаем, какое у вас положение.
• — Не знаете. Пожалуйста, не перебивайте. Банда у нас обосновалась, может, об этом вы тоже знаете? Я‑то знаю, и ПСЛ знает, и ксендз знает, только вы не знаете.
— Нет доказательств.
— Никого в Дурове не убили? А кого убивать‑то, если все свои?
— А вы?
— Меня боятся.
Кое‑кто ехидно засмеялся, секретарь стучал по столу, попросил учителя не отклоняться от темы, но распетушившийся рыжеватый мужчина не уступал.
— Меня боятся. Тут нет ничего смешного, товарищи. Боятся всего несколько месяцев. Прежде не боялись, поэтому и оставляли в покое, ведь они убивают только тех, кого боятся. Теперь наверняка хотят отправить меня к праотцам, поскольку опасаются, что я перечеркну их планы. Еще недавно я был смиренным и тихим, но, когда увидел, что партия наконец берется за дело, перестал марать штаны со страха. Не верите, что у нас банда? Я докажу: вот увидите, что на меня устроят покушение. Они бы и раньше устроили, но имеется загвоздка. Ксендз проклинает с амвона разбойников, как он выражается, атаманов и убийц. Этого тоже боятся, а кто же даст приказ застрелить ксендза.
— Любопытно, — сказал я. — Дуров — пример для всей округи, как у вас проголосуют, так и в окрестных деревнях. Думаете, у вас что‑нибудь можно сделать?
— Можно. Бандитов вытащить из домов, потолковать с народом в открытую. Я так и делаю.
— Но вас, говорите, хотят пристукнуть?
— Ну и что из этого.
Я взял на заметку этот Дуров, и мы приступили к обсуждению партийного решения о мобилизации. В самом Ц. трудностей не было: рабочие обеспечивали охрану выборов, были ОРМО, воинская часть и УБ. Речь шла о селах в глубинке, но густонаселенных и влиятельных. Мне показали список агитаторов. С изумлением я прочел фамилию Катажины.