— Ладно, раз гора не пришла к Магомету, то Магомет пойдет к горе, — заявил майор. — Ведите, Яновский, отправимся по дворам. А вы, граждане, останьтесь, подождите. Вы тоже, — обратился он к Катажине, — останьтесь. Сядьте у печки и рассказывайте, у вас здорово получается.
— Что вы затеваете? — спросил я его уже на площади. — Только без глупостей.
— Разделимся, — отрезал Посьвята. — Возьмите Загайского и председателя кооператива, обойдите этот паршивый Рынок, агитируйте за выход на собрание. А я со своими ребятами тряхану вот этих, согласно списку. ОРМО останется на Рынке в боевой готовности. Только колымагу с граммофоном я у вас заберу, вам музыка не требуется, а мне с вашим голоском на пластинке будет веселее. За работу.
Майор полез в машину, его люди последовали за ним, радиотехник поставил пластинку с мелодией «Когда народ в бой». Ормовцы пристроились на бетонированном цоколе колодца, курили сигареты и тревожно поглядывали в нашу сторону. Мы тронулись в путь, когда фургон с радиоустановкой исчез за углом. Я оглянулся, в воротах пожарного депо увидел Катажину и ксендза. Мы постучались в ближайшие двери. После долгой проволочки нас наконец впустили в сени. В горнице сидела молодуха с ребенком на руках. Младенец плакал. Мужчина, который нам отворил, был празднично одет, словно собирался в костел.
— Почему не идете на собрание, Куба? — начал председатель кооператива. Голос его подозрительно дрожал. — Почему не идете, а?
— Люди не идут, и я не иду.
— Но хотели бы пойти, по одежде видно, — заметил Юрек. — Боитесь, наверное, такой мужик, и струсил, а уже нечего опасаться, типы, которые вам угрожали, с минуты на минуту будут арестованы.
Куба уставился в пол. Я подошел к женщине, ребенок угомонился, поглядывал на меня с любопытством.
— Как его зовут?
— Юзек.
«Шел бы ты уж на собрание, не могу же я каждому в отдельности растолковывать суть дела. Остается почти три дня. А уже нет сил, я не оратор, есть хочется, ноги отмерзли. Почему именно меня суют во все дыры?»
— Сам бы посидел с вами, тепло тут, спокойно, — произнес я вслух. — А говорили, что в Дурове сплошные бандюги и торгаши.
— Зачем вы приехали с убеками? Под стражей хотите людей вести на выборы? Брать на испуг?
—| Так вы же не нас боитесь, дорогие мои, а тех, кто вам пулей грозит. Мы попросту не хотим погибать, надеюсь, это нам позволено? Однако хватит разговоров. Пойдете на собрание?
Куба пожал плечами. Все пойдут, и он пойдет.
— Все дома обходить будете? — поинтересовался Куба. — И до вечера не управитесь, уважаемый.
—. Ступай с ними, Куба, — шепнула женщина. — Моего послушают, а пана председателя нет, ведь он людей обворовывает.
— Ложь! — ощетинился председатель. — Я партийный!!! Как вы смеете!
— Вот именно партийный. Вор вы! — крикнул Куба. — Пусть приезжие послушают: вор и мошенник. И такого я должен слушать?
— Возвращайтесь к себе, — велел я председателю. — Ну, а мы как, пойдем?
— Иди с ними, Куба, чтобы какой беды не стряслось.
Мы вышли из дома.
— Читал я процесс, — сказал Куба. — Нечего говорить. Облапошили нас. Здесь живут три семьи…
В это мгновение с пожарной каланчи, поверх желтой короны орла застрочил ручной пулемет, и свист пуль заставил нас прижаться к стене. Я еще успел заметить, как ксендз тащил Катажину в депо, и ормовцы падали у колодца, раскидывая руки и переламываясь пополам. Куба высадил дверь, затолкал меня в сени и не дал снова выбежать наружу.
— Тех тоже обстреляли! — крикнул он, когда отозвались винтовки где‑то за Рынком. — Отходите огородами, а потом лесом к шоссе.
Я пинком распахнул дверь, ведущую во двор, перешагнул порог. Отступать нельзя. Катажина в пожарном депо. Те, на каланче, в любую минуту могут спуститься. Где Посьвята и его люди? Где милиционеры, ормовцы? Через площадь я не проскочу, простреливается. У меня и Юрека пистолеты. До угла Рынка огородами не более ста метров, оттуда можно прорваться к депо, мертвое пространство, не попадут.
Я дернул Юрека за рукав и выскочил во двор. Ломая изгородь, пересек два — три огорода и подобрался к последним строениям рядом с депо, с каланчи которого огрызался пулемет.
— Надо прорваться! — крикнул я Юреку и бросился дальше, задами. И вдруг услышал свой голос, грохочущий на полную мощность: «Настал час выбора для каждого, — с кем он и против кого…»
Я выскочил из‑за угла, пригнувшись и путаясь в полах тулупа, и тут же попятился при виде мчащегося прямо к депо фургона, из кабины которого свистели пули. Чужие, это не майор. Значит, захватили. Надо залечь тут, за углом. Если еще не заметили. Заслоняет поленница.