Баррет уверенно вел «феррари» по узким каменистым дорогам, а Рита в это время перевязывала ему простреленную ногу. Норман морщился от боли, но, благодарный девушке за оказанную помощь, старался улыбнуться.
За окнами машины проплывали голубоватые скалистые горы, чахлый кустарник и засохшие деревья. Тень от этих деревьев была такой неплотной, что в ней невозможно было укрыться от солнца. Окна машины были открыты, горячий ветер заполнял салон. И только теперь, за несколько последних страшных дней, Баррет, неизвестно почему, вспомнил свое детство и юность. Он смотрел на серпантин дороги, убегающий из-под колес машины, и вспоминал, как впервые сел за руль старенького «форда». На нем он исколесил всю эту местность. Он знал здесь каждую горную дорогу, каждую самую узкую просеку, по которой только могла проехать машина. Он знал всех людей, которых можно было встретить в этой местности. Он знал здесь каждую бензоколонку и каждую скалу.
И сейчас он уверенно крутил баранку, почти не глядя на дорогу, легко преодолевал крутые повороты. Машину бросало из стороны в сторону, но Рита чувствовала себя защищенной, полностью доверившись Баррету. Она понимала, что только с этим парнем она может быть уверенной в своем будущем. И только с ним она останется в живых.
А Баррет вспоминал свои гонки, вспоминал, как опережал своих соперников, как завоевывал кубки; он вспоминал сладость первых побед, горечь поражений, радостные лица родных, глаза отца, тогда еще молодого и сильного мужчины, глаза матери, о которой почему-то он всегда думал с теплым чувством.
Он любил мать, и в этот момент он радовался, что она умерла, так и не узнав, что ее сына посадили в тюрьму, что он убежал оттуда, что сейчас за ним гонится почти вся полиция штата.
А Рита думала о своем. Ей не верилось, что она, полицейский, помогает преступнику, бежавшему из тюрьмы. Ведь ее долг — задержать и обезвредить Баррета. А она перевязывает ему раны, да с каким-то еще непонятным ей чувством смотрит на этого красивого, сильного мужчину, так непохожего на других американцев, не говоря уже о ее бывшем женихе Майкле.
Ей казалось, что ее встречи с этим милым парнем, который, как оказалось, любил ее, давно отошли в прошлое. А ведь когда-то она думала, что тоже любит его. Она вспоминала их последнюю встречу в баре, где они почувствовали охлаждение и раздражение друг к другу. И вдруг сама призналась себе в том, что даже если бы на ее пути не оказался Баррет, это свидание в баре было бы их последним свиданием. Тогда она навсегда ушла бы от Майкла.
И только потом запоздалая жалость к Майклу больно кольнула ее в сердце. Она вспомнила его неподвижно лежащим возле своей машины. А он ведь спешил, чтобы спасти ее, спасти свою любимую. На мгновение задумавшись, она твердо решила запретить себе вспоминать о Майкле. И это ей удалось. Она смотрела на дорогу, смотрела на решительное лицо Баррета, на его крепкие руки.
Время и место для воспоминаний были не совсем удачными. Нужно было подумать о будущем. О том, что ждет их впереди. Рита смотрела на Баррета и понимала, что за маской спокойствия он прячет свои переживания, свои тайные мысли. Ей ужасно хотелось проникнуть в эти мысли, понять, почему его ненавидит Руди, чем ему так не угодил Косоглазый Джимми и почему Баррет так люто расправился с его бандой? У нее и теперь перед глазами стояли окровавленные, обгоревшие тела. Все эти мерзавцы ей казались на одно лицо. Все они слились в одном лице Косоглазого Джимми, навевающем на нее ужас.
Она никак не могла поверить в то, что это он остался неподвижно лежать на площадке перед ангаром, задушенный рукой Руди.
За ними оставались трупы, искореженные машины, поломанные судьбы близких и чужих людей. И ничего хорошего, скорее всего, не ждало их впереди. Даже в той сказочной долине деревьев Джошуа, про которую ей рассказывал Баррет.
Четыре года — это не такой уж и большой срок, как поначалу казалось девушке. И сейчас она думала о том, что за четыре года службы в полиции она никогда не видела столько крови, столько смертей, как за эти два бесконечных дня, проведенных с Барретом.
И к Баррету она начала относиться по-иному, совсем другие чувства наполняли сейчас ее душу, когда она смотрела на его суровое решительное лицо, заглядывала в его голубые глаза, пробуя отгадать, что он думает о ней. В эти мгновения ее почему-то стали очень интересовать мысли Баррета, особенно если они касались ее. Рита знала, что она привлекательная девушка, Она помнила взгляды мужчин, останавливающиеся на ее стройной фигуре, Взгляды, которыми ее провожали представители сильного пола, когда она входила в бар или выходила на крыльцо Управления полиции. Даже самые строгие, на первый взгляд, jno-лицейские относились к этой стройной и хрупкой девушке с нескрываемой симпатией.
Рите очень хотелось, чтобы такие же чувства испытывал к ней Баррет. Но его лицо было непроницаемым.
С тревогой поглядывая на дорогу, он уверенно вел машину по только одному ему известным тропам в долину с таким романтическим названием — Джошуа.
Рите показалось, что в названии этой долины таится какая-то тайна. Она почувствовала, что там ее ожидает что-то такое приятное и хорошее, что навсегда изменит ее однообразную жизнь.
Правда, о том, что работа полицейского однообразна и неинтересна, она подумала только сейчас. А до этого она не жалела ни сил, ни энергии, чтобы стать полицейским. Ее отношения с мужчинами всегда портил именно полицейский мундир. Не раз бывало: кто-то подходит к ней, знакомится, приводит его к себе домой, а он, увидев в гардеробе ее полицейскую форму, просто-напросто пугался.
Сейчас она была рада, что на ней нет ни полицейского мундира, ни даже полицейского значка, покоящегося теперь где-то на пыльной обочине одного из калифорнийских шоссе. Какого именно, она не могла уже вспомнить — столько они исколесили за два долгих дня с Барретом.
Ей хотелось очень многое сказать Баррету, поделиться с ним своими чувствами и переживаниями. Ей хотелось рассказать ему о Майкле, которого застрелил лейтенант Сэверс. Она испытывала острое желание поведать Баррету о своих чувствах, так как была уверена — Баррет сможет ее понять.
Но сейчас она, как и Баррет, сосредоточенно и тревожно смотрела на дорогу. И она, и Баррет ничего хорошего не ждали от этого дня. Но что их вело, они не могли понять. Баррета, скорее всего, жажда ненависти и смерти.
А ее… Она не могла ответить на этот вопрос, возникавший почти каждую минуту в ее воспаленном мозгу.
Когда Рита увидела, как Баррет морщится от боли, нажимая ногой на педаль акселератора, в ней проснулись какие-то нежные чувства, и она решила перевязать ему рану.
— Сейчас тебе будет больно, но ты потерпи, — сказала она.
— Понял, — ответил Баррет.
Рита сильно сжала жгутом бедро Баррета, кровь остановилась. Баррет не вскрикнул, он молча вел машину, только желваки напряглись под кожей лица.
Она многое могла бы сказать Баррету, но понимала: он не ответит ей, поскольку он человек действия. Не в его стиле много говорить и рассуждать. Его оружием было не слово, а пистолет, винчестер или автомат. И ей нравилось это. Только сейчас, только в эти два дня, столкнувшись с Барретом, она вдруг поняла, что именно такие мужчины, сильные и решительные, нравятся ей. Хотя в ее душе еще тлели теплые чувства к покойному Майклу, на место их все настойчивей приходили новые. Они заполняли ее всю от макушки до пят, и ей хотелось слиться в одном движении с Барретом.
Она попыталась вспомнить лицо Майкла, но с ужасом почувствовала, что не может представить его себе, что вместо лица получается какая-то бесформенная окровавленная плоскость. Она тщетно пыталась восстановить в памяти когда-то дорогое ей лицо. Лицо, на которое она смотрела с умилением и любовью два последних месяца. Вместо лица Майкла стали прорисовываться, волевые черты лица Баррета. И она поняла, что это уже не ее мысли, что она снова вернулась к реальности и видит перед собой своего похитителя. Но это был не только похититель. Ведь он, Баррет, за эти два дня несколько раз спас ей жизнь. Если бы не он, не быть ей на этом свете. Но вместо всех нежных слов, припасенных Ритой для Баррета, ее язык сам собой проговорил;