Даже сёстры Звягинцевы, глядевшие на него через решётки своих камер, выглядели намного уверенней, чем он сам. И только железная маска спасала Нестерова от столкновения с взглядами, которые могли буквально проникнуть в его голову словно в открытую книгу.
- Доброе утро, Борис Васильевич. Вы решили навестить нас сегодня так рано? - произнесла Елизавета, кокетливо склонив голову на бок, словно в дружеской беседе. Екатерина продолжала, молча, наблюдать за происходящим, медленно переводя взгляд с Нестерова на Матвея. Конюх держался чуть позади, с нескрываемым ужасом глядя на заточённых близнецов.
- Мы совершим небольшую прогулку, с одной из вас, - ответил Борис, жестом приказав надсмотрщику открыть камеру Елизаветы. – Вторая останется здесь под присмотром солдат. И если Вы, Елизавета, вдруг решите огорчить меня своими выходками, то эти бравые войны тут же приведут приказ в исполнение.
В подтверждение его слов, в помещении появились пятеро солдат, вооруженных мушкетами. Они выстроились в ровную шеренгу, встав лицом к камере Екатерины.
- Они будут стрелять до тех пор, пока я не прикажу им остановиться или пока Ваша сестра не покинет этот мир, - продолжал Нестеров. – И не думайте, что у кого-то дрогнет рука. Каждый из них знает о том, что было в доме во время вашего ареста. Мои шрамы рассказывают о многом тем людям, кто ещё смеет сомневаться.
На эти слова Елизавета только оскалила зубы, но при этом осталась покорной. Её руки сковали за спиной, на голову водрузили мешок, чтобы скрыть лицо от солнечного света. В первую очередь Нестеров волновался не столько за здоровье пленницы, сколько за тех, кто ещё не знал, с чем он имеют дело. Ведь стоит только местным блюстителям закона увидеть, как кожа ребенка сползает с лица от одного только солнечного света, как вся их миссия окажется под угрозой. Слухи, тотчас разлетятся по округе и тяжелей будет инкогнито провезти сестёр до Москвы.
Они вышли на улицу и Елизавета, пройдя по двору, послушно забралась в тюремную повозку, где над её головой вместо прутьев, пропускающих солнечный свет, уже вернули нормальный потолок. С её головы сняли мешок и когда двери повозки закрылись, Нестеров отдал приказ отправляться в путь. Конюх, тем временем находясь где-то поблизости, дрожал всем телом от предстоящей поездки. Он не старался отговорить Бориса Васильевича, но и сильной жажды принимать участие в подобного рода путешествии не испытывал.
- Ну, давай конюх, веди нас в твой загадочный лес, где бы он, не находился, - сказал Нестеров, когда они вместе с Матвеем и помощником Алешкой забрались в карету. Мужчина протянул листок бумаги с изображенным на нем древом и смутной картой, выведенной чернилами с максимальной точностью предполагаемой местности. Для самого Нестерова подобный маршрут был неизвестен, но для местного жителя, коим являлся Матвей, в округе каждая просёлочная дорога была знакома.
- Я предположительно объяснил вознице, куда нужно следовать, - ответил робко конюх, сев ближе к окну. Его руки слегка тряслись от волнения, а голос был сбивчивым и не таким уверенным как прошлой ночью. Нестерову нравилось, что их проводник испытывает чувство страха, ведь это чувство не позволит ему обманывать или попытаться сбежать.
- Тогда в путь! - скомандовал Борис и повозки, сопровождаемые верховыми солдатами, направились из города в сторону непроходимых степей, где их ждала долгая, изнурительная дорога по практически полному бездорожью.
- Так какие ещё тайны, может скрывать обычный конюх? - произнес Нестеров, снимая свою маску. Он смотрел на мужчину испытывающим взглядом, от которого любому становилось не по себе. Врать человеку высокого ранга, да ещё находясь в полном его подчинении, мог далеко не каждый. И Матвей не стал исключением, его нервозность выдавала мужчину так сильно, что тот даже и не мог помыслить о вранье.
Матвей покорно склонил голову и проговорил в ответ:
- Я мало чего знаю, Ваше Превосходительство. Все мои знания я уже передал Вам.