Аманда закатывает глаза и молча разворачивается. Она уходит в сад, и только сейчас я замечаю, что в одной руке у нее маленькая баночка, а в кулаке другой она что-то прячет. Мира смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую себя неловко.
Уже через секунду у ног Миры появляется Ли и заявляет с умным видом, как будто мы не знаем, кто там, в саду:
- Ама.
Он давно с легкостью может произнести ее полное имя, но это короткое прозвище уже вошло в привычку. И Аманда, как ни странно, Ли не поправляет.
Я опускаю глаза и вижу у Ли на руке большую красивую бабочку. Она лениво перебирает крылышками, будто присела их просушить и не собирается никуда улетать.
- Ама, - повторяет Ли, протягивая руку в сторону сада.
Глупенький, он как будто не знает, что сделает с ней Аманда.
Мируна думает о чем-то своем, и я улучаю момент, чтобы спросить:
- Я погуляю, хорошо? Не в лесу, - тут же добавляю я. Я ни за что туда одна не пойду, но, может быть, Мира так не думает. – Здесь.
- Хорошо, - говорит Мира и берет Ли на руки. Она выглядит расстроенной, и мне хочется ее обнять, но она уже уходит обратно на кухню.
Не знаю, почему, но я иду за Амандой в сад. Мне как будто хочется с ней поговорить, правда, я не знаю, о чем. О карлике? Или, может быть, все-таки хочется узнать, что за новый «экспонат»?
Аманда сидит и смотрит на крохотное противное существо, похожее на многоножку. Оно ползет у нее по руке, медленно, но целеустремленно, как маленький паровозик в гору.
Сначала Аманда делает вид, что меня нет. Неужели злится? Но я не ухожу, а сажусь рядом, на один из вывернутых корней Дерева. Сидеть тут удобно, почти как на стуле.
Я не зря осталась, так как вскоре Аманда заговаривает. Слегка повернув руку, чтобы мне было лучше видно, она поясняет:
- Это серый кивсяк, Samatojulus kessleri.
Я даже не знаю, что это за язык, и зачем Аманда его использует. Но я киваю. А потом она продолжает говорить, и я с удовольствием слушаю, потому что знаю, что Аманда делится со мной сокровенным.
- Тебе кажется, что он маленький и незначительный. Но для моей коллекции он многое значит. Во-первых, у него ровно семьсот сорок ног. Триста семьдесят пар, можешь себе представить? А еще, если его потревожить, он свернется в спиральку.
Аманда бесстрашно касается черным ногтем кивсяка, и тот тут же пугается и принимает скрученную форму, как панцирь у улитки, будто прячется. Из-за этого он медленно соскальзывает с ее руки, и Аманда ловит его, очень бережно, чтобы переложить себе в ладонь. Может быть, его она не будет убивать?
- Кивсяки – санитары, и на самом деле приносят больше пользы, чем вреда. Они помогают росту лесных растений, так что не такие плохие, как кажется. Всего их в мире около девяти тысяч видов.
Я знаю, что о насекомых Аманда может говорить бесконечно, если поймать подходящий момент. И слушаю с интересом, хоть, как и Мира, не понимаю ее увлечения и считаю насекомых страшными и мерзкими.
- И самый примечательный, пожалуй, водится на Мадагаскаре.
Название Мадагаскар мне знакомо, там живут лемуры. По-моему, это остров.
- Он может достигать тридцати, тридцати пяти сантиметров в длину. Это примерно от руки до локтя, - показывает мне Аманда, чтобы я лучше себе представляла, и глаза у меня делаются огромными от удивления. Я не могу себе такое вообразить и не очень хочу...
- Поэтому его и называют гигантским, Archispirostreptus gigas. Или черным африканским кивсяком. От своего маленького брата он отличается тем, что у него по бокам – железы, вот здесь.
Аманда умудряется что-то разглядеть в этом крохотном существе и показывает мне, но я смотрю вполглаза, потому что после разговоров о гигантском кивсяке мне не очень хочется смотреть даже на этого, крохотного.
- И когда он пугается и сворачивается в спираль, тот, кто тронет его, получает струю кислоты. Такая у него защитная реакция.
Кислота? Такая же ядовитая, как слюна у карлика? Мне становится не по себе при одной лишь мысли о нем. Я осторожно озираюсь по сторонам, пока Аманда не видит. Заглядываю за широкий ствол Дерева. Вдруг он подкрался сзади? Но сад пуст.
- Эта кислота распространяет ужасный запах, и от человеческой кожи отмывается только через сутки, а с одежды ее вовсе не смыть. Такого вонючку никто есть не будет, - Аманда хмыкает. – Кроме мадагаскарских лемуров. Они не едят его целиком, а слегка прикусывают, чтобы получить тот самый заряд кислотой. От этого они пьянеют и веселятся, прямо как от алкоголя. Это что-то вроде наркотика.