Это омерзительно. Но он смеется, опуская пальцы все глубже и глубже, пока они уже не тонут в черной грязной земле, скрывающейся под прелестной изумрудной оболочкой. Я без труда представляю толпы гадких насекомых, которыми она кишит. Хватаю Ли и уношу обратно на дорогу. Я отряхиваю его руки не без отвращения на лице, а он широко задорно улыбается и внимательно смотрит на меня.
Мы идем дальше, ладони Ли все еще мокрые и покрыты землей, но я запрещаю ему вытираться о штаны. Яннике вновь молчит, и тогда я пытаюсь приободрить ее – улыбаюсь мягко и нежно и надеюсь, что эта улыбка выглядит хоть немного искренней.
- Не переживай о бывшем доме. В новом будет гораздо больше места, у каждого – своя комната. А уж как мама будет стараться, чтобы все было красиво и идеально. Ты же ее знаешь, мы будем жить как во дворце, ты только представь...
Мне не хватает энтузиазма, чтобы закончить на воодушевляющей ноте. Яннике кивает, но не поднимает глаз, и я не слышу, но почти чувствую, что она хочет сказать в ответ. Конечно, моих слов недостаточно, чтобы обнадежить. Ведь я почти и не появлялась в новом доме во время строительства - ясное дело, что я не горю желанием жить там.
Профессия архитектора кажется вполне себе заурядной, даже несмотря на свою творческую составляющую, но мама и ее умудрилась отравить своей одержимостью. Над своим последним проектом она работает уже больше года, но эта история на самом деле уходит корнями гораздо глубже, пускай, мама и не собирается рассказывать ее нам. Однако я знаю, она готовилась к этому моменту практически всю свою жизнь.
И наша жизнь тоже подстраивалась под этот дом, меняясь, казалось бы, постепенно, но для меня каждый этап был подобен глухому удару по голове. Вначале мама неделями исчезала на стройке, ни много ни мало за несколько тысяч миль от Манчестера. Она почти не спала, отказывалась от большинства контрактов, в квартире появлялась все реже и реже, и уже тогда я стала подозревать, что за этой необузданной страстью кроется что-то серьезное. Возможно, та самая давняя мечта, в которую она никогда нас не посвящала. Затем, после двух-трех намеков, в которые мне так не хотелось верить, мама резко сообщила, что больше не может разрываться между нами и рабочими, за которыми необходим постоянный надсмотр. Это был первый удар. Второй последовал незамедлительно, когда я поняла, что в той глуши, куда мы направляемся, у Яннике, Самуэля и Аманды не будет возможности ходить в школу.
Я оставила университет. Я не проучилась там и дня, так что заявление на академический отпуск мне не подписали. Мама с самого начала говорила, что у меня есть выбор. Но на самом деле у меня его не было. Мы поселились в сколоченном наскоро одноэтажном коттедже на краю леса. Благо, там у нас были все удобства и вполне достаточно места на шестерых, но долго это все равно не продлилось. Следующим, третьим ударом стало мамино заявление о том, что, когда в новом доме наладят электричество и водопровод, мы снова переедем...
- Конечно, пока не найдутся покупатели. Ты прекрасно знаешь, Мируна, как серьезно я отношусь к этому проекту – я должна проследить за тем, чтобы каждая деталь была на своем месте. К тому же этот дом сам по себе особенный, его нужно обжить, чтобы для новых хозяев он послужил идеально, - так она сказала мне тогда.
Да. Мне действительно не хочется переезжать вглубь леса.
И я чуть было не произношу это вслух. Невольно я крепче сжимаю ладошку Ли и отворачиваюсь от Яннике.
Казалось бы, куда еще дальше...
Из предыдущего дома можно было хотя бы видеть проезжающие мимо машины. Их было немного – три-четыре за день, но это все равно создавало иллюзию, что мы живем не одни, и вокруг еще есть люди.
Даже не представляю, как одиноко будет жить в чаще, если так ныло сердце на окраине, у самого шоссе.
Сейчас лес, впрочем, как и всегда, тихий и безмолвный – словно следит за каждым нашим шагом. Не поют птицы, и ветки не шелестят на ветру, лишь наши голоса уносятся эхом вперед по дороге.
Это всегда казалось мне странным. Как много нужно столетним деревьям, чтобы привыкнуть к человеку? А животным, живущим в округе? Я нередко слышала о том, как олени и лисы заходили на задние дворы людей, живущих за городом, но здесь, кажется, вовсе пусто. За все эти долгие месяцы я не видела никого, кроме отвратительных насекомых, которых Аманда с удовольствием собирает в прозрачные банки и ставит на подоконник, пока их там не набивается по нескольку десятков. У меня по спине тут же бегут мурашки от одних лишь воспоминаний того, как их темные блестящие тельца бьются о стекло в надежде выбраться.
Как оказалось, мне никогда не нравилась жизнь на природе, пускай, и осознала я это только сейчас, когда тоска по большому городу стала совсем невыносимой – по гулу машин, шумной толпе, светомузыке ночных улиц. В большом городе забываешь о том, как одинок, а здесь это ощущение обостряется, даже когда ты окружен четырьмя младшими братьями и сестрами.