В доме его нет, в саду тоже, и на миг мне становится немного не по себе. Но я все равно храбрюсь и выхожу на наше маленькое шестиугольное крыльцо. Оно обнесено резными перилами, на которых танцуют лесные феи. Такая тонкая работа, жаль, не каждый разглядит.
С крыльца лес смотрится безопасно, даже как будто манит, нет, приглашает меня ступить в свою тень. Но я не пойду. Оглядываюсь направо и, вот он, Самуэль!
- Самуэль!
Он сидит на корточках у стены дома, на руках у него желтые резиновые перчатки, а колено испачкано в чем-то красном... Я на миг застываю. А потом вдруг все понимаю, замечая какую-то уродливую груду на земле.
Так вот почему карлик не вернется!
Рядом с Самуэлем на примятой траве большой черный мусорный пакет. Это, получается, вместо гроба? Я дрожу от этой мысли. Подхожу ближе, заглядываю Самуэлю через плечо. Не знаю, зачем. Я ведь не хотела видеть карлика, но мне почему-то любопытно...
Но... это совсем не карлик... Это огромная уродливая крыса.
Я в ужасе выдыхаю.
Она страшная, с застывшим мертвым ртом и черными мертвыми глазами. У нее тонкий лысый хвост, крючковатые лапы, а у живота какой-то странный металлический обруч... Что он там делает?
Сама же крыса просто огромная. С маленькую собачку, но для крысы это так много...
- Такая огромная, - говорит Самуэль, как будто прочитал мои мысли. - Уже третья. И как только они залезают через такую маленькую дырку... – задумчиво произносит он, кивая на вентиляционный лаз. А потом вдруг понимает, что не так. - Эй, Яннике! Тебе, наверное, не стоит смотреть!
Он закрывает ладонью разорванный мохнатые живот, и из-за этого я опускаю взгляд и вижу выпавшие внутренности, длинные, розовенькие, как червячки. Мне становится плохо, мутит, и я едва успеваю удержать в себе завтрак. Закрываю рот руками и отбегаю как можно дальше. Когда мне уже есть чем дышать, и я не боюсь заговорить, то тут же выдыхаю с чувством:
- Фу! Гадость!
- Такое бывает, - на лице у Самуэля ухмылка. – Ну все беги давай. Мне еще ее перетаскивать в пакет, она может разорваться, и все вывалится наружу.
Он машет рукой, но мне не нужно повторять.
Я убегаю в кухню, к Мире, и вначале не хочу рассказывать о том, что случилось, но потом понимаю... кто ее укусил. И кто шуршал в стенах... Значит, карлик вовсе не причем. И мог даже не приходить к нам домой. Крысы огромны, меньше, чем он, но, когда они шуршат в стенах, можно подумать, что они еще больше.
Я подбегаю к Мире и говорю:
- Самуэль поймал крысу, и вот она тебя и укусила! Они заразные? – тут же спрашиваю я.
У Миры в глазах одновременно и облегчение, и тревога.
- Я так и знала. Могут быть.
Она тянется в самый верхний ящичек, куда мы с Ли не достаем, и вытаскивает аптечку. Я смотрю за тем, как она все аккуратно раскладывает, находит нужные ей баночки и мази, вытирает кровь, повторно дезинфицирует рану. Я спрашиваю, можно ли мне наклеить пластырь. Она улыбается и кивает. Я выбираю детский, с сердечками, тоже улыбаюсь и заботливо приклеиваю на ранку. Она уже высохла и выглядит лучше. Скоро, наверное, пройдет.
11. МИРУНА
Я снова лежу без сна, уставшая, опустошенная, но по-прежнему не в силах провалиться в забытье. Ворочаюсь с боку на бок, вздыхая, и тут вдруг слышу в ночи звуки лиры. Нежным чистым перезвоном они льются со второго этажа вниз по ступенькам, подобно каскадам воды в многоуровневом фонтане.
Это мама играет, убаюкивая себя ко сну.
Когда у нее заканчиваются идеи, она садится в кресло, достает лиру с золотого пьедестала - несомненно, подарок одного из ее клиентов - кладет на колени и начинает играть. Иногда, когда она злится, то с остервенеем теребит струны, заставляя лиру звучать резко и гнусаво, нарочно оставляя рваные прорехи в мелодии. Странно, как легко столь нежный инструмент передает ее ярость. Но сегодня она спокойна и расслаблена, а, значит, что работа идет своим чередом, и можно позволить
Тихо поднявшись по лестнице, я невольно замираю у двери кабинета, не в силах прервать мамину завораживающую игру. Конечно же, я узнаю ее сразу - музыку, наложенную на балладу Альфреда Нойеса «Разбойник», и сразу в памяти всплывают слова, спетые Лорииной Маккенит:
«Ветер потоками мрака хлестал по верхушкам крон,
Луна в облаках мелькала, как призрачный галион.
Дорога змеей серебрилась на лоне кровавых болот,