Выбрать главу

- Так в чем нужна моя помощь? - спрашивает Аманда и смотрит на перья, выглядывающие у меня из-за спины. Она сама все уже знает.

Я сажусь на корточки и бережно передаю ей ловец снов.

- Узор сбился... Я не знаю, как продолжить.

Это правда, я не вру. Мой повод прийти сюда был настоящим. Аманда внимательно изучает переплетения ниток с нанизанными на них бусинками. Я хотела, чтобы вышло похоже на паутину, но это очень сложно. Поэтому я и запуталась.

- Паутина как у пауков? Я помогу, - говорит Аманда.

Едва заметная улыбка растягивает правый уголок ее губ. Похоже, она снова думает о чем-то грустном. Глаза у нее опухли и покраснели от слез, хотя иначе сложно заметить, что ей недавно было плохо. Но я все равно заметила бы.

Она распускает нитку и начинает поправлять рисунок. Ее тонкие пальцы двигаются так умело и красиво, как будто танцуют. Ногти у нее покрашены в черный, впрочем, как и всегда, и я представляю, что это танцоры в черных башмачках, наблюдая за ее руками в зеркале. Балерины в черных чешках.

Мне не хочется думать о балеринах, и поэтому я говорю первое, что приходит в голову:

- Мама и у меня установила зеркало, только на потолке. Ты видела? Она заказала зеркало такой формы, что там отражается только ковер, каждый его миллиметр и ничего лишнего. Очень необычно!

Я улыбаюсь, считая это очень умным решением. И только потом понимаю, что, наверное, лучше не говорить про маму.

Но Аманда не меняется в лице, только кивает, сосредоточенная на работе. Однако я знаю, она слышит каждое слово. И может быть, только притворяется, что все в порядке.

Я растерянно провожу по овальной раме зеркала, не зная, что еще добавить. И тогда Аманда говорит сама:

- Я сказала ей, что хочу нишу. У окна. Знаешь, как книжный уголок, с подушками и длинными занавесками. Но она сказала, что это не впишется в интерьер.

Голос Аманды ровный и лишен чувств. Она просто пересказывает, даже не делится. А потом добавляет:

- Сказала, что буду распоряжаться в собственном доме, а не здесь.

Мне становится стыдно, ведь мне мама такого не говорила. Хотя я никогда не осмеливалась высказывать собственных желаний, потому что мамина работа – святое. Да и к тому же моя комната на ее эскизах такая идеальная, что я всем довольна и мечтаю обставить свою так же, когда вырасту. И когда у меня будет тот самый собственный дом.

Я смотрю на окно украдкой и представляю там книжный уголок, о котором говорила Аманда. Такой уютный, с декоративными подушками и, может быть, даже мягкой обивкой. И не понимаю, почему мама отказала.

Аманда слишком увлечена узором, и мне не очень хорошо видно, поэтому я наблюдаю только отчасти. И между тем, вспоминаю сказку, которую Мира рассказывала мне очень давно, когда я была маленькой, ненамного старше Ли. Она рассказывала мне ее несколько раз, а потом вдруг перестала, но сама по себе история успела засесть у меня в голове. И стишок оттуда я помню наизусть, интересно Мира и его сама придумала?

Это была сказка наоборот.

Она начиналась со старого дома на краю леса, в котором жили мать и четверо детей. Однажды весной в печной трубе у них поселился злой эльф. В глаза его никто не видел, но ночью он нашептывал матери на ухо о том, что заберет ее хорошеньких детей и уведет жить к себе – в волшебный холм, всех до одного. А ей взамен – своих отдаст, непослушных и гадких.

Мама знала, что делают в таких случаях. В первую же ночь, когда раздался зловещий шепот, она достала железную утварь и разложила ее у детских кроватей. Ведь в те времена каждому было известно, как волшебный народец боится железа. Но эльф не утихомирился и все продолжал твердить, что заманит ее детей в лес. Поэтому мама наказала детям не выходить из дома и следить за тем, чтобы огонь в печи не потухал. Дети безропотно слушались, а она теперь вынуждена была в одиночестве трудиться в саду и одна ходить на городской рынок.

Прошло три дня, и на утро четвертого старшая дочка обнаружила на пороге лепестки цветов. Она нарушила мамин запрет и вышла из дома, последовав в лес по тропе цветов. К вечеру, когда мама вернулась, то дома были все четверо, но старшая дочка без конца плакала и капризничала, как младенец, и совсем не хотела есть.

На следующее утро, как только мама ушла, сын нашел на пороге крошечного мышонка, выскочил за ним за дверь и ушел в лес мышиной тропой. Вечером, когда мама возвратилась домой, уже двое детей плакали так сильно, что она никак не могла их успокоить.