Ли воодушевленно кивает и бежит следом за мной.
23. АМАНДА
Я захожу в сад. Самуэль уже там. Ложусь на землю и, задрав голову, смотрю сквозь корявые ветви дерева на темное небо. Мы лежим, голова к голове, но между нами все равно пара-трое футов и ствол дерева, и по-прежнему – неизбежная бесконечность.
Каждую ночь в воскресенье мы приходим в сад, когда сгущается темнота, и внизу выключают свет, ложимся так и молча, неподвижно лежим, смотря в небо. Чаще всего беззвездное, затянутое дымкой, черное. Понятия не имею, почему именно воскресенье, да и как зародилась эта традиция, не помню. Но втайне я глубоко рада, что она существует.
Порой сложно поверить, но в нашем укромном, заключенном в четырех стенах саду гуляет ветер. Колкие стебли травы щекочут тыльные стороны моих ладоней, скулы и затылок. Запах цветов проникает в ноздри, сильный и в то же время неуловимый, как аромат дорогих духов.
Мы не говорим ни слова, потому что так заведено. Я уже давно не знаю, что происходит у Самуэля в голове, но внутри моей – монолог, который я никогда не выскажу вслух.
«Ты был как часть моего тела. И теперь, когда тебя не стало, я больше не знаю, что делать с этим телом, что делать с собой».
Каждое воскресенье я высказываюсь в пустоту, и, возможно, мне становится немного, на каплю легче. А потом мы поднимаемся, как правило, одновременно, и уходим, пряча друг от друга глаза. Сложно признаться самой себе, но мне больно оттого, что я больше не знаю, о чем он думает. Особенно теперь, когда гостиная опустела, и Самуэль спит там в гордом одиночестве. Так вышло, что после бури и я, и Мира с Ли, и Яннике ночуем наверху. И теперь в моей жизни еще меньше его присутствия – я не могу слушать его дыхание в ночи, не могу прижаться спиной к его спине, делая вид, что сплю...
Но стоит мне только подумать о Каине, руки которого обнимают меня взамен, как он тут же материализуется у одной из стеклянных дверей. Не как призрак, а как живой, настоящий человек, выходит из библиотеки и останавливается напротив меня. Стоит и пристально смотрит, убрав руки в карманы.
Я встречаю его взгляд и понимаю, что мне нужно идти. Даже несмотря на то, что время еще не наступило. Между нами по-прежнему ствол дерева, и, когда я поднимаюсь и иду к Каину, Самуэль не видит ни меня, ни его. А если даже и видит, то мне все равно.
Я больше не одна.
24. САМУЭЛЬ
В библиотеке пахнет деревом, стойким пряным запахом, словно дерево еще живое, и под отполированной корой течет густая липкая смола. Здесь вообще вся мебель из дерева, нет ни единого оттенка зеленого, ни единого листочка, как в других комнатах.
Полки, тянущиеся от пола до потолка, пока еще заполнены только частично. Каждый раз, когда мама едет в город, она заезжает на почту и забирает новую коробку с книгами. Ей плевать, что жить в этом доме и читать эти книги будем не мы, она как будто забывает и упорно заставляет все фолиантами, интересными только ей одной.
Главное место здесь занимает большой кабинетный стол на подиуме, за которым я и сижу. Он разительно отличается от маминого. Сразу видно, что рассчитан на мужчину, хоть мне и сложно сказать, почему. Возможно потому что мама уже расставила по периметру все необходимое и даже наполнила ящики: бумагой, папками, канцелярскими принадлежностями. Все максимально практично, ничего лишнего. И нет того творческого бардака, что обычно царит на ее рабочем месте.
На столе передо мной пресс-папье в форме вороньей лапы, классический органайзер, тоже из дерева и пока что пустой, чернильница с пером, скорее всего, декоративная, даже пепельница, мраморная, тяжелая. К слову где-то неподалеку я видел трубку на медной подставке - один из секретов книжных полок, по которым беспорядочно расставлены прочие приятные безделушки: резные шкатулки, для украшений или же музыкальные, крохотный золотой глобус, маленький сейф, сделанный в виде книги. По-моему, он скрывается за обложкой «Сна в летнюю ночь».
Часть из них маме дарят благодарные клиенты, и те, что сочетаются с маминым вкусом, она не выбрасывает, а оставляет себе. В библиотеке-то в основном и собраны все эти многочисленные диковинки. Именно поэтому сюда мелким доступа нет, но мне-то мама замечаний делать не будет. К тому же я ничего не испорчу.
По правую руку у меня – шикарные рыцарские доспехи, что вечно стоят на страже. За спиной – самый настоящий витраж, бесцветный в ночи. Мама разработала его, повторяя технику Тиффани, но основываясь на дизайнах Морриса. Хотелось бы мне быть совершенно обычным парнем, который не разбирался бы во всех этих маминых штучках, не узнавал бы каждую вторую картину, которые продолжают доставлять на наш адрес, но это не так. К сожалению, с каждым годом быть таким же, как сверстники, дается все сложнее. Впереди – круглый стол для книг, который невольно напоминает мне об Артуре и его рыцарях. В детстве я представлял деятельность пресловутого ордена именно так – Артур и его доблестные рыцари сидели за точно таким же круглым столом и что-то бурно обсуждали вместо того, чтобы сражаться на поле боя. Забавно.