- Мрачное, значит, мрачное.
История напрашивается сама собой.
- В одной далекой дикой стране, - начинаю я. - Где над городами и деревнями преобладают дремучие леса и горы, а вместо музыки по ночам звучат волчьи песни, стоял неприступный замок на самом краю пропасти. И жил в этом замке уже не одну сотню лет жестокий господарь.
- Господарь? Какое забавное слово, - тут же отзывается Яннике. – Он был главным?
- Да, так в этой стране называют князей. А сама страна эта называется Румынией.
- Румыния, - восторженно выдыхает Яннике, повторяя мою интонацию, и мгновенно забывает все обиды.
- Дракония! – шепчет с озорной улыбкой Ли из-под одеяла.
- Именно, Ли, - улыбаюсь я в ответ. - Господарь очень любил драконов и восхищался ими, чеканя золотые монеты с их изображением, а еще носил на груди оберег в виде огромного змеиного чудовища с крыльями. Поговаривали, что он и сам... мог обращаться в огромного, черного, огнедышащего дракона.
Теперь они оба смотрят на меня большими глазами, не отрываясь.
Спустя полчаса, когда история рассказана, и Яннике, удовлетворенная, закрывает глаза, а Ли зевает и накрывается одеялом с головой, я выключаю свет, ложусь рядом и жду, пока они заснут. Ко мне сон по-прежнему не идет, и, похоже, совсем неважно, где я сплю, и что меня окружает.
В гостиной хотя бы был камин, пианино, огромные напольные часы, расписанная мебель, и можно было бесконечно разглядывать десятки узоров и крохотных деталей. Но, если подумать, меня не так уж и расстраивает исход с голыми стенами. На самом деле это гораздо лучше, чем быть окруженной со всех сторон мамиными интерпретациями твоей жизни, чему подвергаются остальные. По крайней мере, я не ощущаю себя, будто я всего лишь творческий эксперимент - еще один проект, затянувшийся на несколько лет. Хотя, скорее всего... для нее я значу еще меньше.
Не знаю, сколько я уже лежу без сна, но Ли, который уже давно должен был спать без задних ног, внезапно резко усаживается в постели.
- Тетя? – тихо вопрошает он, и во мраке, к которому привыкли мои глаза, я вижу, как он оглядывается на дверь.
Дверь приоткрыта, и первая моя мысль – а закрывала ли я ее?
- Уже приходила? – снова спрашивает он.
- О чем ты, Ли? – я приподнимаюсь и хмурюсь в непонимании.
А он ложится обратно на подушку и бормочет:
- Она все время приходит.
- Какая еще тетя? – спрашиваю я. – Мама?
Ли качает головой и отворачивается.
- Не мама.
Он укладывается обратно и бормочет в подушку:
- Другая...
Я хочу расспросить его еще, но понимаю уже через секунду, что он спит, сладко посапывая как маленький медвежонок. Понятия не имею, что это было, страшный сон, но от его слов мне становится немного жутко. На цыпочках я прокрадываюсь к двери и плотно затворяю ее, чтобы не провести теперь остаток ночи, всматриваясь в черноту коридора. Вернувшись обратно, я еще долго лежу и слушаю мерное дыхание Ли, надеясь, что оно загипнотизирует меня и склонит в сон, поглаживаю пушок на его затылке кончиками пальцев.
Но вскоре те самые неприятные, бесконтрольные мысли снова находят меня. Вот я уже думаю о том, как хорошо было бы иметь старшего брата. Чтобы быть за ним как за стеной. Чтобы больше не приходилось ничего решать. Чтобы он заставлял остальных делать то, что они не любят, а я бы слушалась вместе с ними вместо того, чтобы постоянно указывать и контролировать. Я уже не помню, сколько лет этой фантазии, но я нередко засыпаю с мыслями о ней.
Однако в этот раз мне не везет. И вместо того, чтобы видеть седьмой сон, теперь я лежу и смотрю на серые стены и представляю, какими могли бы быть на них обои, будь это наша общая квартира с Гаретом...
26. АМАНДА
Я в гостиной вместе с Ли, пока Мира принимает ванну, а Яннике играет в саду с Питером, сижу в позе лотоса на банкетке у пианино с книгой в руках и лениво перелистываю страницы.
«Творчество братства прерафаэлитов» - тяжеленный фолиант, который я знаю наизусть с самого детства. Многие говорят, на картины можно смотреть вечно и каждый раз видеть в них новые детали и новые смыслы, но я верю, что за свои столько лет изучила до дыр уже все самые возможные интерпретации прерафаэлитского калейдоскопа. Поэтому, наверное, я к ним так бесстрастна. Хотя нет, в первую очередь, конечно же, из-за фанатизма Виенны. Но, тем не менее, иногда все-таки попадаются редкие экземпляры, которые вызывают на лице улыбку.