А когда лист березовый войдет в силу, но огрубеть еще не успеет, на Троицу, нужно веники вязать. И для бани, и для чистоты в избе. Дух от березовых веников приятный. Я бы сказал – веселый. Душистые веники. Душистые метлы. В здоровом теле – здоровый дух.
– Русское дерево! Французское дерево! – ворчит мой друг ясноглазый. – Еще хуже – дерево всех людей. А что такое – дерево всех людей? Обычное дерево, любое дерево – ольха, ёлка. Дерево не принадлежит никому. Оно принадлежит всем, как воздух, как земное притяжение.
– Но пока Русский лес кормит Россию. Бразильская сельва – кормит Бразилию. Когда мы научимся уважать свой лес, вот тогда он и станет Деревом всех людей,
– Ребёнок должен расти, как растёт дерево. Не нужно сламывать у него верхушку. Не надо стричь у него боковые ветви.
Можно придать дереву форму шара, можно придать форму льва, даже верблюда. Но форма Дерева непредсказуема и прекрасна. Ребёнок – Дерево всех людей…
В 1986 году я ездил в Америку на первую американо-советскую встречу – симпозиум по воспитанию детей искусством. Писателей в нашей делегации было немного, но были ученые, художники, работники телевидения, менеджеры. И ездили мы в основном по школам. Везде говорили и из-за этих разговоров, наверное, мало видели. Хотя, если быть строгим, видели мы все же много. Многое входило в нас через сердце, перехлестывая завалы предубеждений и предвзятости.
Помню.
Я стоял в центре клумбы, еще не засаженной цветами, под государственным флагом Соединенных Штатов Америки. Вокруг меня толпились мальчики и девочки – малыши с сиренью и фотоаппаратами. Любопытные и возбуждённые. Они впервые увидели живого русского, к тому же еще и красного. Интересно им было до дрожи. Наверное, самая современная ракета, лазер, подводный робот или пришелец с другой планеты не произвели бы на них такого ошеломляющего впечатления, как живой русский. Они с трудом сдерживали себя – так им хотелось меня потрогать.
Я им говорил, причём очень волновался, наверное, мне было бы легче говорить с Рональдом Рейганом:
«Дорогие ребята, мне иногда приходится выступать перед нашими советскими школьниками, стоя под нашим советским флагом. Сейчас я стою под флагом Соединенных Штатов, но слова у меня те же. У меня для всех ребят одни слова – о мире. Мне, солдату-ветерану, очень хочется, чтобы в ваших глазах не поселился страх боли, страх смерти, ужас войны».
Может, сейчас я другую речь произнёс бы, но тогда в 1986 году…
После моей речи ребята навалились на меня с сиренью. Я брал цветы, раздавал автографы и что-то говорил, как мне казалось, смешное. Потому что сам смеялся и не сразу почувствовал, как меня дергают за пиджак. Я опустил глаза и увидел мальчика маленького я белобрысого – он доказывал мне руками, что ему очень хочется, чтобы я его обнял. И я обнял его, я прижал к себе, и поцеловал в маковку. И он ко мне прижался.
Все – и дети, и взрослые – хлопали в ладоши и радовались. А у меня где-то за мыслями радости серым фоном шёл вопрос: «A смог бы ваш первоклашка пожелать, чтобы его обнял американец?» И ответ у меня был нечетким – не было у меня ответа.
В 1945 году я обнимал американских солдат, и они обнимали меня. В 1986 году я обнимал славного американского мальчишку. Каков срок памяти и какова скорость забвения? Может быть, этот мальчик через год забудет меня? А ещё через год будет стыдиться моего объятия?
Насчёт «стыдиться» уже сейчас можно сказать – слава Богу, кажется, это его минует. Очень плохо, когда люди начинают стыдиться своей любви и жалеть о своей щедрости.
Тысячелетия человек, осознавший себя человеком, ищет средства обретения доверия к себе подобным. Так часто поднятые к небу глаза видят там не свет небесный, но сверкание топора. Знал ли Бог, создавая человека, что человек – эгоист и пижон? Увы – знал: хотел, чтобы человек возвысился до него через страдания. Но чтобы стать человеку лучше, есть лишь одно средство – цивилизация. Русское слово «вежливый» означает: знающий, воспитанный – цивилизованный.
В деревне, где я родился, не принято было грозить пальцем. Говорили «Открытая ладонь – открытая душа. Палец силен на курке»
– Но как стать вежливым? Где знания взять? Неужели исключительно через страдания?
А перво-наперво – в школе.
В 1977 году ленинградские детские писатели решили придумать коллективную книжку о шкоде будущего – какой она им видится в мечтах. И не только им, но и архитекторам, и социологам, и педагогам, и родителям, и самим школьникам. Но так и не начали писать. Сама идея кому-то мешала. Школа – модель общества, любое государственное учреждение несёт эту функцию, но школа – модель самая подробная, самая ярко раскрашенная, почти гротесковая. Думаю, поэтому и не дали нашей книге даже проклюнуться.