Как будто вечности сиянье
сойдет в ночной голубизне,
как будто голос мирозданья
судьбу нашептывает мне.
Пусть я умчусь в любую область,
но приплывет издалека
прекрасный, чистый, женский образ,
моя любовь, моя тоска.
Я ей до святости послушен,
хоть стынет горечь на устах…
Когда она глядит мне в душу,
я вижу боль в ее глазах.
Я за нее на этом свете,
уже наученный добру,
всем существом своим в ответе,
она умрет — и я умру.
ФОНТАН
В разгаре солнечного лета,
объехав морем южный край,
былой дорогою Поэта
я посетил Бахчисарай.
Все принижается, старея,
Столица Крыма — груды скал…
Я на могиле Хан-Гирея
без интереса постоял.
Я видел тайные чертоги,
его дворец, его шатры…
И здесь я был судьей не строгим
жестоким нравам той поры.
Но то, что в душу мне запало,
о чем не мог помыслить хан —
под сводом древнего портала
я видел мраморный фонтан.
Живой фонтан Бахчисарая!
Что наречен фонтаном слез.
Где капли падают, стекая
по лепесткам печальных роз.
Что вспомнил Он? Какие грезы
здесь русский гений пережил?
Так и лежат две свежих розы
с тех пор, как Он их положил.
И будут вечно слезы падать
из этих мраморных глазниц,
и человеческая память
не обретет себе границ…
БОЛЬ
Вологодчина, край заветный,
древнерусская сторона!
Красотой и душой — небедный,
духа гордого целина.
Ярославщины облик светлый
не померкнет в груди моей.
Днем над Волгой темнеют ветлы,
ночью звезды сияют в ней.
Псков, Владимир, Воронеж, Суздаль,
Муром, Тула, Торжок, Тамбов…
Никакая на свете усталь
не погасит мою любовь —
эту твердость и эту силу,
что таятся в моей любви,
эту жгучую боль за Россию,
не стихающую в крови…
СЛОВО
Сгорает лишь то,
что подвержено тленью.
Забудется все,
что подвластно забвенью.
Но душу всего
беспредельно живого
в себе сберегает
бессмертное Слово.
Одно лишь оно
негасимо извечно.
И звездная жизнь
перед ним скоротечна.
Все канет во тьму,
но когда-нибудь снова
наш мир воскресит
жизнетворное Слово.
* * *
Т. Г.
За что тебе судьба такая —
болезни бесконечной муки?..
Опять, плечами поникая,
к лицу ты прижимаешь руки.
Ты рождена не для страданья.
И светел он, твой дар небесный.
Вся жизнь твоя как ожиданье
чудесной сказки неизвестной.
Там васильки такого роста,
что шмель жужжит над самым ухом…
Там нет отчаянья сиротства,
и степь сладка полынным духом…
Но жизнь несла одни утраты
и по глазам с размаху била.
И слез так много пролила ты
за то, что родину любила.
Пусть сказка дымною поземкой
занесена в дороге мглистой…
Твоей поэзии негромкой
все литься будет голос чистый…
* * *
Как это было? — понять не могу.
Шел я по темным следам на снегу.
Глубже и глубже я в снег утопал.
Кто проходил здесь? А может, пропал.
Вдруг оглянулся, как будто на зов, —
не было больше за мною следов.
Там, за спиною моею, была
черная вьюга и снежная мгла…
ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ
Что ж поешь ты печальные песни,
ветер северный,
белому небу?
Иль несешь ты недобрые вести
бесконечной зиме на потребу?
Ничего, что мой путь стал короче
и что сердце прерывисто бьется…
Ах, не надо, не надо пророчить,
что весна никогда не вернется!
Ведь недаром в застывшей аллее
прижилась перелетная птица…
Ни о чем, что ушло, не жалею.
Все проходит и все повторится.
В быстротечные вешние воды
очень скоро снега обратятся,
и мои промелькнувшие годы
неизбежно ко мне возвратятся…
БАЛТИЙСКОЕ НЕБО
Белый берег
Лиловый вереск,
изумрудный мох
и беспредельность
белизны песчаной…
И плоский берег,
выгнутый, как рог,
сливается с водой
в дали туманной.
Все гуще лес,
и все туман бледней,
а небеса и море
темно-сизы.
И прибалтийской осени
капризы —
природы щедрый дар
душе моей.
Одна коса
сменяется другой…
Как день пройдет в пути —
и не заметишь.
Идешь, идешь —
и ни души не встретишь.
Безлюдье, тишь,
блаженство и покой…