Щербакова Галина
Деревянная нога
Галина Щербакова
ДЕРЕВЯННАЯ НОГА
Дима! Это была с моей стороны наглая авантюра - согласиться в три дня написать рассказ о любви. Как только я вам сказала "да", они все попрятались - понимаете? - попрятались эти словечки, зернышки, тряпочки, запахи, которые идут в рост исключительно по собственной прихоти и воле. Ведь бывает так, что они - ненаписанные - толкают меня в коридоре, когда иду и думаю о том, что бородинский хлеб нельзя покупать в магазине на углу, а надо идти на другую сторону улицы, вот тогда он и вылезает - дух рассказа - мне навстречу, как айсберг в океане, и все, мне крышка, я забываю, что такое хлеб вообще.
Тут же все наоборот - ничего! Как будто они не живут в щелях моего дома и на донышках моих стаканов, Будто не пахнут чабрецом или горьким перцем. Я не знала вашего телефона и не смогла вам отзвонить и сказать "нет". Но тут вас показали по телевизору, как вы опускаете усы в пену пива. Я потерялась окончательно, потому что не могла взять в толк, почему вы, такой из себя крутой и успешный, обратились к пожилой леди. Что я вам такого сделала? Я ведь, Дима, из доисторического материализма. Для чего-то милостивый Бог дал мне срок и время, чтоб я дожила до нынешних ирокезов с дымящимися фаллосами и растопыренными ножками их подруг, до измерения красоты сантиметрами и прочей, извините, хренью.
И чтоб я им - 90-60-90 - писала рассказ про любовь?! Вы надо мной посмеялись, Дима, признайтесь! Они ведь и слова этого не знают. Они раздувают щеки и говорят "оргазм". Разве они поверят, что можно сходить с ума, трогая варежку девчонки? А ещё раньше моя бабушка хранила в книге засушенные цветы, а я их сдувала со страниц (сволочь такая), так как они мне застили буквы.
Пока я придумывала, как мне поделикатнее отказать вам, опять девушка 90-60-90 (кажется, у неё есть и фамилия - Салтыкова) в очередной раз вытянула на телевизоре ножку по самое то... Вот тут он и кинулся на меня не рассказ, нет - а живая история, которую мне пришлось видеть и наблюдать в свои юные лета.
Дима, специально для вас, рассказ о деревянной ноге. Посвящается Ирине Салтыковой, девушкам ростом 1 м. 90 см., мальчикам-буравчикам и прочим с персингами.
Глава первая. Смерть
Ах, какой это был праздник для нас, детей, - проносимый мимо покойник. Надо же выпасть такому счастью, что дом моего детства стоял прямёхонько на пути к последнему причалу. Мы были как бы гостиницей "Москва", а мимо нас одного за другим несли как бы замуровывать в кремлевскую стену членов политбюро и прочих членов. Вот такое везенье было у моей улицы. Так как городок наш невелик, то мы всегда знали, кто, когда и во сколько.
Убитые в шахтах, которым было несть числа, интереса для нас, детей, не представляли. Слишком обычно. Интересны были повесившиеся, отравившиеся, убитые в драке и, естественно, молодые.
Мы взбирались на все деревья и видели картину сверху, вот отчего вспомнилась гостиница "Москва". На самых верхушках по причине малого веса всегда сидели мы с Ленькой Гусем. Ветки трещали под нами, гнулись к самой сердцевине смерти - гробу, что позволяло нам отмечать какие никакие подробности различий у покойников. Кто в чем одет, кому пожалели дать штаны, а кому ботинки.
...На эту смерть высыпала вся улица. Даже те немногие мужчины, которые тогда существовали в природе. Обычно они стеснялись своего любопытства и на все смотрели из-за угла или из-за занавески окна. Подумаешь, смерть, говорили они своим страстным безразличием, не стоит того...
Так на эту смерть все выползли.
Хоронили Лизу Петренчиху. Молодую, сильно болевшую сердцем женщину. Казалось бы - не событие. Но вокруг Лизы была масса всего интересного. Во-первых, неизлечимая болезнь сердца. Мы, дети, первый раз про такое узнали: болезнь называлась - порок. Во-вторых, её мать имела всего одну ногу, а другая была у неё деревянная.
Она оставляла после себя глубокие круглые ямки в земле, и кто-то видел, что после дождя вода в этих ямках мигом вскипает и из них долго идет пар. Естественно, мать считали ведьмой. В-третьих, Лиза Петренчиха гуляла с немцами как хотела. В нашем городке был всего один немецкий танк - так вот её на нем немцы катали. А уж про их "виллисы" и разные другие двигалки - и говорить нечего. Но никто в Лизу камнем не кидал, хотя немцы были враги. Говорили об этом тихо и сочувственно, как моя бабушка. "Хай, - говорила она (это в смысле "пусть", а не в смысле "хай Гитлер"), хай! Ей-то жить осталось всего ничего. Разве она виновата, что война? До конца её ей все равно не дожить".
Конечно, мы были темные и жили на оккупированной территории, а потом лет десять писали в анкетах: "Был на оккупированной территории" - и мало не казалось. Так что бабушка говорила "Хай!", не подозревая, что под танк надо было бросить гранату, а оставшуюся жизнь всю до капли отдать родине, а не пользоваться ею самой. Ишь!