Он показал мне еще пару книг, объяснил их содержание, открыл одну из них и продемонстрировал возможности эмиссара. Особым образом постучав по корешку книги, можно было услышать, как тот же женский голос, полностью лишенный привычных человеческих интонаций, прочитывает написанное. Можно было удобно устроиться на кушетке и просто слушать или делать пометки по ходу текста. В углу у длинных зеленых занавесей, какие бывают на окнах, а здесь просто укрывали часть стены, стояла черная шероховатая доска с мелом. Герберт пояснил, что иногда нужно помогать самому себе схемами. Хотя порой эмиссар не только читал книги вслух, но и разворачивал перед исследователем картинку, на которой можно было увидеть события книги или какие-то изображения, дополняющие текст. Герберт достал одну из книг, открыл на странице, где были схематично изображены руки, и постучал по ней в том же замысловатом ритме, в каком до этого стучал по корешку. Напротив темно-коричневой стены возник белый квадрат, а на нем я увидела кисть человека. Пальцы складывались разным образом, снизу под картинкой появлялась надпись из одного, реже двух слов.
- Это мудры, - пояснил собеседник. - Они позволяют выплеснуть или собрать магическую энергию определенного качества. Иногда к мудрам добавляются особые слова или звуки. Они усиливают эффект.
Он закрыл и отложил книгу, подвел меня к столу, на котором уже высилась стопка из двенадцати томов разного цвета и толщины. Сам Герберт потянулся и опустился в кресло. Я заняла стул рядом.
- Кроме непосредственно магических знаний здесь есть неплохие труды по истории, и, поверь, истинная версия сильно отличается от той, что известна тебе. Карты с важными условными обозначениями, биографии чем-либо примечательных магов и просто великих людей империи, книги по нравам других народов, биология, труды, посвященные магическим свойствам трав или, например, животным, которых якобы не существует. Созданиям, которых как будто и нет.
Он говорил и говорил, а я слушала, забыв о времени и обо всем на свете, и даже не заметила, как оказалась на подлокотнике его кресла, рассматривая очередную книгу и слушая пространные пояснения к ней. Я практически сползла на колени к магу, когда он внезапно погладил меня по руке. И было в этом прикосновении что-то, что заставило меня встрепенуться и ощутить запоздалую неловкость. Вспомнила, что я в одной ночной рубашке до пят, простоволосая, и мы совсем одни. Я посмотрела ему в лицо и встретила взгляд его внимательных голубых глаз.
- Думаю, мне пора, - после затянувшейся паузы обронила я, спрыгнула с подлокотника и положила книгу на стол. Герберт остался сидеть в кресле, продолжая задумчиво наблюдать за мной.
Волшебство вечера развеялось, но опасности я не ощущала. Зевнув, вопросительно взглянула на мужчину:
- И как мне отсюда выбраться?
- Достаточно только пожелать этого, - немного грустно ответил тот, резко встал и, оказавшись очень близко, протянул руку и погладил меня по щеке. Я не ощутила тепла его ладони. Он, видимо, тоже ничего не почувствовал и легонько оттолкнул меня от себя. - Иди, юная вертихвостка, спи. Может быть, ещё увидимся.
Слегка смутившись, я поклонилась ему, сдержанно поблагодарила за столь чудесный подарок и пожелала себе вернуться в тело. Возникло ощущение скольжения назад и вниз, и вот я уже лежу, кажется, замерзшая, поверх одеяла, свеча прогорела, и в комнате темно. Времени... страшно даже представить, сколько сейчас на часах, но из маленькой искорки в груди разгорелось целое солнце. У меня есть тайна! И на этот раз она приятная. У меня есть знания, значит, немного терпения и очень много желания, и собственная сила покорится, и больше не будет рабыни волшебства, а появится хозяйка своего дара.
***
Герберт уехал рано утром, я так и не смогла с ним попрощаться, но, судя по всему, он на это и не рассчитывал. Для друзей и прочих работников «Деревеньки» я стала затворницей, а мне доставляло истинное удовольствие сбежать на пару часиков в библиотеку и провести новый эксперимент или прочесть новую книгу.
Мир изменился, наполнился красками, образами, силой. Людей окружали радужные ореолы, в которых очертаниями форм и фигур мелькали их мысли, чувства, намерения, обозначались их привязанности и привычки. Призрачный светящийся след оставался даже на вещах, которыми часто пользовались, которым придавали особое значение, которые берегли.