— Аристел! — командует пожарник с берега. — Чему я вас учил! Ныряйте!
— Се ля ви! — шепчет Дада.
К счастью, «утопленник» появляется на поверхности воды и торжествующе кричит что-то неразборчивое. В руках у него — огромный зеркальный карп килограммов этак на шесть.
Дада восхищенно всплескивает руками:
— Вот что такое настоящая любовь!..
Большой оркестр перед Домом культуры блещет медью начищенных труб. Двадцать два музыканта в шикарных костюмах под управлением гордого дирижера наяривают туш. Опять и опять.
Управления стоит телега. Рядом с ней — насквозь мокрые Кирикэ, Аристел и Илие. С нескрываемой завистью смотрят они на оркестрантов.
— Нет, так не пойдет! — взрывается Кирикэ.
Он яростно стучит барабанной колотушкой в створ ближайших ворот.
В калитке появляется хозяин:
— Что случилось?
Аристел отодвигает Кирикэ в сторону.
— Здравствуй, Григоре, как поживаешь? — И не дожидаясь ответа: — Скажи, у тебя ничего не намечается в ближайшие дни? Крестины или, скажем, другая какая радость?
— А что, опять вас на работу гонят?
— Да разве мы против работы? Пожалуйста!.. Но хоть бы раз в неделю, раз в месяц поиграть! Нельзя, чтобы песни не звучали! Они умирают, когда их не поют… Мы уже не молоды, скоро конец, но вот песни… душу отвести бы!
— Ну, если душу… — задумывается Григоре. — Тогда собирайтесь и играйте по ночам.
— «По ночам»! — сердится Илие. — Да ты же первый пойдешь жаловаться в сельсовет, что тебе спать не дают! Не понимаешь ты нас…
— И не поймет, — заключает Аристел. — Нет, по ночам, тайком — это не выход. Песне нужен праздник — вот что я вам скажу!
А Кирикэ уже стучит в другие ворота, заглядывает внутрь и тут же испуганно бежит прочь. Из калитки с лаем выскакивает огромная собака, та самая, с которой он и Илие утром так благополучно избежали встречи.
Музыкантов как ветром сдувает.
Но Кирикэ упрям. Вот он опять поднял колотушку…
— Погоди! — останавливает его Аристел. — Это же твой собственный дом.
— Ну и что? — звереет барабанщик. — Уже и постучать нельзя?!
И стучит.
Ему на голову тут же сваливается кирпич с привязанной к нему запиской:
— Ишь ты! — удивляется Илие.
Кирикэ, ощупывая шишку, осторожно открывает калитку и входит, выставив перед собой барабан.
Барабан, конечно, застревает.
Совместными усилиями друзья заталкивают Кирикэ во двор.
Там, между двумя деревьями, вывешен огромный транспарант с надписью:
— Э-хе-хе, — говорит Аристел, пятясь к воротам, — а я и не знал, Кирикэ, что у тебя жена такая художница.
Он тянет Илие за рукав, подмигивает ему, и оба испаряются.
Кирикэ подходит к крыльцу.
Над дверью — новая надпись:
Барабанщик, маленький барабанщик грустно опускает голову.
Вечереет.
Аристел сидит на пороге.
Скрипит калитка, и во дворе появляется смуглый большеглазый Григ.
— Аристел, — просит он робко, — дай дунуть пару раз в твой тромбон… душа горит!
Аристел не отвечает.
Молчание затягивается.
Григ садится рядом с Аристелом.
— Вот, — говорит он, вытаскивая из кармана шесть конвертов и раскладывая их, как карты. — Еще шесть адресов осталось.
— Что это? — безучастно спрашивает Аристел.
— Понимаешь, я взял список всех молдавских сел… и всем разослал… может, кто-нибудь откликнется…
— Да что разослал-то?
Григ молча извлекает из другого кармана старый снимок. На потрепанной фотографии — все наши знакомые: Аристел, Кирикэ, Илие, Грэкилэ, Григ, беглый трубач и волынщица Каталина. Все молодые, красивые, с инструментами в руках.
Оживает фотография. Льется мелодия… старинный «хангул».
— Может, пригласят нас… хоть кто-нибудь.
Григ умоляюще смотрит на Аристела.
— Ладно, — сдается тот. — Бери тромбон, играй.
Но только Григ успевает прижать губы к мундштуку, во двор врывается сосед Аристела — Игнат, тот самый, что все время забывает мелодию песни.
— Пиши! — кричит он. — Пиши скорее! Тащи тетрадь!..
Григ заливается соловьем.
— Замолчи, убью! — накидывается на него Игнат. — Если собьешь меня — все!
— Давай, — говорит Аристел, — пишу.
Григ выводит совершенно невероятный пассаж.
— Забыл, — просто говорит Игнат. — Опять забыл. Вот из-за него… — он показывает на Грига и начинает засучивать рукава.