Петала громко и глубоко вздыхает:
— Ну как же объяснить, чтобы дошло до вас? Он сам по себе никогда не дерется, а вот именно ищет драки, на побои нарывается, понятно?.. Ох, мама и папа! Только я одна знаю, какую жизнь я веду…
Тикают часики на панели: тик-так, тик-так, тик-так… Отец никак не может осмыслить слова Петалы и от задурманенности снова взрывается:
— Ты что, с ума свести меня хочешь? Говори внятно, не то я вас… обеих! Ну!
Петала, все еще всхлипывая, поднимает голову и вытирает глаза надушенным и аккуратно разглаженным платочком.
— Понимаешь, папа, у него такой характер… Как бы тебе яснее… Он хозяйственный, незлой, любит меня, одевает, но… уж больно жаден до денег.
— Подумаешь! Деньги все любят! И я тоже! — отец разом успокаивается. — А кто не любит, у того их и нет. Ты еще не поняла этого?
— Все верно, папа. Так пусть бы и зарабатывал, пусть бы честно трудился! А он… Дело такое: года два назад, когда он еще был парнем, схватились ребята на танцах в клубе, а он сунулся их разнимать…
— Ну?
— Ему больше всех и досталось. У них — синяки и шашки, а у него — перелом ребра.
— Ну?
— Да что ж — ну? Ясное дело — суд. А тот парень, что ему ребро поломал, пришел и говорит: возьми за ущерб три сотни, только откажись от заявления…
— Ну?
— Он и взял. С тех пор и началось, словно бес попутал. Стоит ему увидеть драку, тут же ввязывается… так и лезет под кулаки. Понимаете, ведь за побои хорошо платят!.. Месяц назад приполз чуть живой, весь изорванный, а радуется — сил нет! Ничего, говорит, на мне как на собаке заживет. За побои, говорит, возьму отдельно, а за костюм — тоже отдельно… Конечно, не всегда у него эта махинация проходит, но он не унывает: это, говорит, издержки производства. Дураков на мой век хватит…
— Даже не верится, — вздыхает мать.
— Да? А на какие деньги, думаете, он машину купил? Вот и сейчас… Вы не обратили внимания, как двое пробежали перед нами в ту сторону? За ними и увязался! Наверняка тут поблизости драка… извозят его в грязи — будь здоров! А ведь он посаженый! Уж я его отмывала, чистила, гладила…
— За мной! — командует отец, и через минуту все трое стоят на обочине.
Внизу, в лощине, — драка. Человек шесть мужиков отчаянно тузят друг друга.
— Вот он! — Петала показывает на мужа, который все норовит нырнуть в самую гущу схватки, но, несмотря на все старания, это у него пока не выходит.
— Пошел вон! — орет, оглядываясь, один из бойцов.
Фелу не слушает его, лезет вперед.
Собственно говоря, именно по его вине драка принимает все более ожесточенный характер. Только один нацелится треснуть другого, как перед ним возникает незнакомое лицо чужака, и приходится предпринимать обходные маневры, а в драке зевать нельзя. Что ж, как говорится, разнимать с волосами не суйся — самого оттаскают. У кого-то из дерущихся наконец лопается терпение, и он хватает незваного миротворца за грудки.
— Ты что здесь потерял?! — И, не говоря худого слова, в рожу его, в рожу!
— Постой, — подбегает еще один. — Дай-ка и я добавлю!..
Словом, все дружно накидываются на Фелу, совершенно забыв о том, чего ради дрались между собой. Бьют жестоко.
Минута, другая… Снова пусто вокруг… только недвижимо лежит измочаленный Фелу.
— Убили! — всплескивает руками теща.
Нет, не убили. Вот он шевельнул ногой, рукой… осторожно, по складам, поднялся… шатаясь, идет к дороге, сплевывая кровь на каждом шагу. Он весь в грязи, воротника нет, рукава оторваны… Тем не менее — сияет!
— Ничего… всех разыщу… они местные. Если с каждого минимум по три сотни, это будет…
Донельзя довольный, он садится за руль, включает зажигание и трогает машину.
Тестю, однако, не терпится высказать свое мнение:
— Ну, зятек, давай-ка и я тебе пару сотен задолжаю…
И — хвать его по загривку!
Некоторое время машина едет на одном колесе.
А чуть позже, говорят, видели Фелу во всю прыть бегущим перед машиной!
ВСТРЕЧА
Рассказ
Заглядывает дед Кондур под кровать, но и под кроватью не видно протеза.
Ни под кроватью и ни в каком другом месте.
Уже не говоря о том, что протезом дед называет для важности обыкновенную деревянную ногу — деревяшку, стянутую в верхней части прочным стальным кольцом.
Вот ее, деревяшки-то, и не видно.
Дед, естественно, злится:
— Пионерия, туды ее растуды…
Его шумная возня, пыхтенье и проклятия достигают ушей жены — бабки Ольги, хлопочущей во дворе.