Председатель слышит стук костыля на ступенях и выходит навстречу старику:
— Тяжело, дед Кондур?
— Тяжело, сынок… да ведь надо!
— А где твой протез? — удивляется председатель, протягивая ветерану крепкую руку.
— Дома остался… — Кондур не хочет беспокоить председателя пустяками. В конце концов, дети есть дети, они без баловства не могут.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, старик переводит дух и здоровается:
— Добрый день, товарищ председатель.
— Здравствуй, здравствуй…
— Погодка, я говорю, хороша.
— Погодка-то хороша, а душа неспокойна… Заходи! — председатель открывает перед ним дверь кабинета.
— Случилось что-то? — Сердце старика сжимается: никогда еще так его не встречали. Бывало, председатель с крыльца кричал, улыбаясь, о том, какая радость его ждет. А нынче хмурится, глядит в сторону…
— Случилось, дед! — председатель бросается в кресло, расстегивает ворот. — Садись, в ногах правды нету.
— Что ж такое?
— Гости к тебе едут.
— Гости?! — старик теряется: некому у него гостевать. Родных почитай что совсем не осталось, а знакомые все здесь, в селе. Живут, правда, за Байкалом племянники жены, но у них семьи, дети… вряд ли когда соберутся навестить тетку. А если б и собрались, то не стали бы извещать председателя.
— Гости? Какие гости?
— Зарубежные! — бухает председатель и в упор смотрит на деда.
— Зарубежные?
— А что, разве нет у тебя там никого?
— Откуда? — волнуется Кондур. Непонятно почему, но не нравится ему сегодняшний вызов.
— Сиди… Фамилия Штефырц ничего тебе не говорит?
— Штефырц? — старик хмурится, напрягает память, и вдруг лицо его светлеет: — Ионикэ?
— Вот именно. Ионикэ Штефырц. Знаешь такого?
— Ну как же! Друзья были…
— Вот он к тебе и едет в гости.
— Друзья были, — повторяет Кондур, — из одной миски суп хлебали, вместе к девушкам хаживали… Надо же! Подумать только — живой! А я-то его за упокой души поминал. Спасибо, товарищ председатель. Пойду старухе скажу, чтобы готовилась.
— Погоди…
— Так вроде все понял.
— Погоди, говорю! Обрадовался!.. Ты вот что… ты его хорошо знаешь?
— Так это же Ионикэ Штефырц, наш односельчанин! Он жил здесь, рядом со мной…
— Именно что жил… А теперь он гражданин другой страны, хотя и дружественной. Об этом ты подумал? С чего вдруг ему приспичило сюда приезжать?
Председатель ждет ответа, старик, однако, сидит разинув рот. Постой-постой… Кондур начинает понимать, что приезд друга детства — это если и радость, то какая-то ущербная. Действительно, Ионикэ Штефырц родился и вырос здесь, но с первого же дня войны он оказался по ту сторону Прута — за границей.
— Ты не торопись, — продолжает председатель, — надо все это обмозговать. Момент политический, ясно! Да, он твой земляк, но, с другой стороны, служил в армии Антонеску, воевал против нас. С третьей стороны, ты — советский подданный, а он какой-никакой, а иностранец. Значит, надо выдержать марку. Сумеешь?
— В каком смысле?
— Во всех смыслах.
— Что же, не принимать мне его?
— Как не примешь? — вздыхает председатель. — Он гость, он друг, только… словом, держи ушки на макушке. Может, вам переводчика дадут… тогда легче.
— Зачем переводчика?
— Ну как же… раз иностранец, положен переводчик.
— Так ведь он наш…
— Наш? Такой же наш, как я ихний… Вот что, дед: надо обдумать, как мы его примем. Ясно, стол выставишь, да не шаляй-валяй, а такой, чтобы у него слюнки потекли. Если что, колхоз поможет. Вино, конечно, обязательно, только немного. Водки ни-ни, а уж самогону — не дай бог! И, главное, без лишних разговоров. Черт его знает, может, он какую тайну выведывать приехал… Выпивайте, закусывайте, пойте… Нет, стой! Петь, пожалуй, не надо. Спьяна еще черт знает что запоешь! Скажи, ты хоть в лицо его помнишь?
— Вроде помню… да ведь столько лет прошло.
— Да, время, время… А давай закатим ему пир на весь мир! Пусть поймет, что потерял, пусть припомнит вкус нашего хлеба. Хлеб, надеюсь, будет?
— То есть как? — обижается старик. — Мы не нищие…