— Вчера был тяжелый день. Солили рыбу, развешивали… потом я стирала его робу… она просолилась, промокла и была вся в чешуе. Они обрабатывали косяк скумбрии, гнали его по лиману до самого моря. Стирала вчера, стирала сегодня утром… теперь до вечера буду гладить.
— Так заодно и мое постираешь? А что мне пока накинуть? Дай-ка вон тот пиджак.
— Это его…
— Ах, миль пардон! Я забыл, что в этом курятнике, нет, в этой голубятне все принадлежит Ему!
— Можешь взять плед…
— Опять плед!
— Не кричи, пожалуйста.
— Извиняюсь… только и ты не дуйся.
— Я сейчас замочу стирку и приготовлю для тебя что-нибудь, потерпи.
— Не сердись, что я вернулся: мне действительно хотелось на него посмотреть.
— Он порядочный человек.
— Да, ты уже говорила. Но Филя, Джек, Дриг обязательно спросят меня, как он выглядит…
— Он уехал затемно. Их бригада взяла встречный план, а теперь едва справляется…
— Если бы Филя услышал, как ты говоришь про бригаду и встречный план, он бы лопнул со смеху… Кстати, я вижу, тебя совсем не интересует, что делают ребята. Хоть бы для виду спросила…
— Я спрашивала.
— Ах да… Ну так вот, у Фили большие неприятности. Нам как-то ночью захотелось промочить глотку, ну и… Ты помнишь тот продуктовый за углом? Словом, взяли пару ящиков, тихо-мирно… а тут этот легаш, черт его знает, откуда он вылез. Филя как раз из окна выбирался, а тот его за волосы: стой!.. Филя извернулся да как вмажет… Короче, мусор лег на асфальт и больше уже не разговаривал… Мда, хотели просто культурно выпить, а получилось…
— Умер?
— Кто? Филя? Живой!
— Я не про Филю спрашиваю.
— А ты кто, прокурор?.. Не знаю. Может, встал и домой пошел спать. Только мы этого не видели.
— Я с самого начала знала, почему ты здесь.
— Знала?!
— Подозревала. Так или иначе, ясно было, что ты где-то подзалетел. Иначе — что тебе здесь делать?
— Да нет, ты не думай… это уже давно было.
— Значит, и скрываешься давно… Ладно, не мое дело. Так, теперь, если часа два-три поварится, вся болотная грязь сойдет. Сейчас я что-нибудь приготовлю. Только не взыщи: мы почти ничего, кроме рыбы, не едим.
— Могла бы не предупреждать: от вашего дома на десять километров рыбой несет… как, впрочем, и от других домов. И женщины здесь пахнут рыбой.
— Ты успел побывать в других домах?
— Ишь как встрепенулась! Не бойся, я про тебя никому не рассказывал.
— Врешь. Нигде ты не был.
— Ты думаешь, я боюсь людей? Пустяки, во-первых, я ни в чем не виноват, а во-вторых, меня здесь не знают. Оттуда, с дюны, многое видно. И кроме того, у меня есть голова на плечах. Здесь должно быть много тоскующих женщин, и надо сказать, что у ваших рыбаков недурной вкус. Только удивляюсь, как эти красотки соглашаются жить в такой вони. Думаю, не все они так же упрямы, как ты, а? Просто вчера мужья были дома… А знаешь, ты меня навела на мысль! Что ж мужья? Им тоже будет интересно узнать кое-какие подробности твоего славного прошлого…
— У тебя нет лодки!
— Не беда… я отлично плаваю. До ближайшего свайного домика отсюда не больше восьмисот метров. И, заметь, не меньше.
— Даже опытные рыбаки не рискуют перебираться вплавь от дома к дому. Вода только кажется спокойной… течения, водовороты, омуты. Тут даже на лодке непросто… они знают фарватер.
— Да ты меня пугаешь, Глазунья?.. Мм, и правда знобит… А знаешь ли ты, что нынче ночью я чуть не искупался… хотел поплыть на первый огонек. А что такого? Постучал бы… люди — везде люди… сказал бы, что заблудился, попросился бы на ночлег…
— Не забывай, что граница рядом. Каждый рыбак — это, в сущности, пограничник. Случайных гостей тут не жалуют.
— Опять пугаешь?
— Зачем мне пугать тебя, когда ты и так напуганный? Кто тебя заставляет скрываться за дюной?
— Дура! Я ради тебя прятался! Не хотел попадаться на глаза твоему… тебе же было бы хуже.
— Дело не во мне. Мой муж, так же как и любой из наших, отвез бы тебя на заставу.
— Так я и дался!.. «Из наших»? Из каких это ваших? Моя твоя не понимай, Глазунья… Ладно. Дашь ты мне что-нибудь пожрать или нет? Ночью я дошел до того, что слопал живого рака.