Он крутит другую ручку. Ствол поворачивается по горизонтали.
— Как, а? Пусть только подойдет. Прямо в лоб трахну!
— Но вы хоть умеете стрелять? — спрашивает Мария, опасливо качая головой.
Старик звереет:
— Я-то? Да я же в первую мировую!.. Все очень просто.
— Докажите! — не удерживается она.
— Что тут доказывать! Берешь вот так снаряд, загоняешь в гнездо, вот сюда… запираешь затвор, вот так… целишься и нажимаешь на рычаг.
Нажимает.
Ба-бах!!!
Когда дым рассеивается и в ушах старика и Марии стихает звон, они поднимаются с земли и растерянно смотрят друг на друга, потом — оба — в сторону дома.
Огромная дыра зияет в стене. Вот такая!
Старик хватается за голову.
Подходит к стене, заглядывает в дыру.
Смотрит налево, направо — в комнате все вроде цело.
Но когда он смотрит вперед, то видит в пробитой противоположной стене летящий прямо на него знакомый аэроплан.
Опять фрицы!..
Он спит почти сутки. На следующее утро, проснувшись на лавке в комнате, встречается взглядом с невесткой.
— А… доброе утро. Что так смотришь?
— Голова не болит?
— А почему должна болеть? — он ощупывает голову. — Что это? Повязка? Я ранен?
— Больше не будете цепляться за самолет.
— Я? За самолет?.. И что с самолетом?
— Пушку увели.
— Кто?
— Немцы.
— Какие немцы?.. Да не тяни ты!
— Наши немцы… на аэроплане. Вы, папа, совсем соображать перестали. Лучше послушайте, что теперь я вам скажу… — В ее голосе появляются истерические нотки. — Я больше не могу так! Я жена Андрея, вашего сына! Или забыли?! Обещали защищать! Так защищайте! Берегите! Спасайте!
Падает на землю. Рыдает — и вдруг вскакивает:
— Хватит! Все! Ухожу!
Решительно исчезает в другой комнате и появляется оттуда собранная в дальнюю дорогу: на плече — десаги и т. д.
— Попытаюсь добраться до родного села, до мамы… Там буду ждать… Не обижайтесь, папа. Прощайте.
Уходит Мария.
Старик долго смотрит ей вслед через окно.
Потом берет с завалинки топор и начинает рубить обгорелую акацию у ограды.
Это немалый труд — свалить дерево. Затем старик обтесывает ствол, и это тоже тяжелая работа.
Через несколько часов во дворе стоят два крепких кола, вкопанных в землю на расстоянии трех шагов друг от друга. Старик становится между ними, что-то прикидывает в уме и, наконец, приказывает:
— Молоток!
Сноха — она только что вернулась и еще стоит застенчиво у ворот с десагами на плече — тут же бросается в дом.
Быстро переодевается, хватает молоток.
Протягивает старику.
А старик уже требует:
— Долото!
Она несет долото.
— Гвозди!
— Вот они.
— Ага… теперь доску неси.
— А где ее взять?
— С лавки сдери.
— С лавки? А на чем вы спать будете?
— Там еще три останется. Самую широкую неси. Да поскорее!..
Он работает с таким воодушевлением, что Марии становится совестно спорить с ним. Она уходит в дом и через пять минут возвращается с доской. Бросает ее к ногам свекра.
— Годится?
— Сойдет… А табачку не принесла мне?
Она идет за табаком.
— Сама сверни цигарку… пальцы замлели. Нет, так ты не сможешь, ветер все развеет. Иди в дом, а заодно и прикури.
Закашлявшись с непривычки, она приносит ему неловко склеенную и уже зажженную цигарку. Старик с удовольствием затягивается.
— Что это вы затеяли? — спрашивает она наконец.
Он выпускает длинную струю дыма.
— Что затеял, говоришь? Сейчас покажу.
Докурив, он притаптывает окурок и закрепляет между кольями брус на высоте примерно сорока сантиметров. Поперек бруса кладет доску, уравновешивает ее, прибивает гвоздями к брусу и опускает один конец на землю. Все это похоже на детскую качалку. Старик находит камень с кулак величиной, кладет его на нижний конец доски, обходит свое сооружение, примеривается и… прыгает на другой конец. Камень со свистом взлетает в воздух и — сноха даже не успевает проследить его падение — бьет старика по темени. Тот без единого звука валится навзничь.
— Убился! — потрясенно кричит Мария. — Папа, вы мертвый?
— Докажи! — стонет старик, не открывая глаз.
— Что тут доказывать! Вы — нарочно?
— Принеси воды… и полотенце.
Она бежит за водой, выливает ее на старика и закрывает его помертвевшее лицо полотенцем.
— Не так! — рычит он глухо, но, видно, ни рукой ни ногой пошевелить не может. — Намочи его в воде и обвяжи мне голову.
Шишка, надо сказать, выдающаяся. Тем не менее, едва Мария заканчивает перевязку, старик весело вскакивает на ноги.