Делать нечего. Одобеску вместе со Зглэвуцэ возвращается в кабинет, бросив на ходу верной секретарше:
— Меня нет!
Он запирает за собой дверь и поворачивается к Зглэвуцэ:
— Вот что: давай сразу определимся. Я ничего не знаю, и ты меня в эту историю не впутывай.
— Но…
— Что — но? Не ожидал я от тебя такого идиотизма!
— Но кто ж мог знать, что явится этот ревизор?
— Какой ревизор?
— Ну, этот… из Кишинева!
— Ничего не понимаю! Первый раз слышу! Не было никакого ревизора!
— А…
— Что?
— Откуда ты знаешь?
— О чем?
— Про эту историю с бухгалтерией…
— По должности. Я все знаю!
— Но как?
— А так! Неужели ты за все эти годы ни разу не заглянул в отчеты?
— Ну, понимаешь… все шло гладко. Этот Фэнаке работал как часы. Я доверял ему, ты мне…
— Я? Ты на меня не вали! Сам заварил кашу, сам и расхлебывай! Все… я вас не задерживаю.
— Товарищ Одобеску! Одна просьба…
— Хватит! Доверие тоже должно иметь границы.
— Но у меня дети!
— У всех дети.
— Хорошо, я уже ни о чем не прошу. Скажите только, что меня ждет!
— Спросить у прокурора.
— Неужели никакого выхода нет? Я же не вор, не убийца! Мы всегда сдавали сводки вовремя!
— Да… липовые.
— Честное слово, это недоразумение.
— У тебя только один выход — восстановить документацию.
— Но как? Как?
— Найди Фэнаке!
— Погиб! Совсем погиб! — Зглэвуцэ, шатаясь, выходит из кабинета.
И еще кое-что подспудно мучает его: кто же был этот загадочный приезжий, с которого, собственно, все и началось? Откуда он взялся и куда исчез?
Как уже сказано, товарищ Зглэвуцэ — человек легкий, но сильный.
Вернувшись в колхоз, он собирает всех работников правления: Захарию, Ленуцу, агронома, инженера, сторожа, уборщицу — всех!
— Куда он мог уехать?
— Откуда же нам знать, Илларион Илларионович?
— А вы? Вы же дружили с ним.
— Я? Никогда! С ним знаете кто дружил? Выздаогэ, бригадир овощеводов.
— Подать сюда Выздаогэ!
Зовут Выздаогэ.
— Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Ни куда он мог уехать, ни откуда он родом. Я еще не родился, когда он уже работал в нашем селе… Да, мы встречались, но это так… за стаканом.
— И что же, никогда не разговаривали?
— А о чем нам разговаривать? Я только знаю, что семьи у него не было.
— Это и без тебя всем известно. А еще?
— Все. По стаканчику, бывало, выпивали, что правда, то правда…
— Убирайся!
— Что?
— Все убирайтесь! Марш отсюда!
Он вспоминает о старушке, у которой Фэнаке много лет снимал комнату.
— Где его искать, тетушка?
— А бог его знает, сынок… жил-жил, а потом взял да и уехал. Если б он был женат, можно было бы жену спросить, а так… Да разве у вас не записано?
— …!
— Тьфу, тьфу! Типун тебе на язык! Ух, какой злой сделался!
Гнев товарища Зглэвуцэ обрушивается, как это часто бывает, на его лучшую половину — на жену. Она, однако, успешно держит оборону:
— Зачем же ты его выгонял?
— Так ведь он напиваться стал, дура!
— Будто бы раньше не пил! Будто вы вместе не пили!
— Пили, но не так!
— Не делай из меня идиотку! Ты его уволил, потому что он у тебя выиграл в шашки, я все прекрасно понимаю! Теперь — ищи!
— Стой, куда?
— Не желаю с тобой разговаривать. Пусть у тебя болит голова, а не у меня.
— Ты что, хочешь, чтобы я в тюрьму сел?
— Без меня сядешь!
— Чемодан приготовь!
Услышав про чемодан, лучшая половина товарища Зглэвуцэ несколько смягчается:
— И куда же ты собрался, нельзя ли узнать?
— Искать его!
— Да где же ты будешь его искать?
— Везде! Из-под земли достану!
У нее на глазах выступают слезы:
— А обо мне ты подумал?
— Не забудь положить ушанку… скоро холода!
…Поиски он ведет планомерно: прочесывает села, поселки, города.
На вокзале в Бельцах ему кажется, что он видит беглого главбуха в окне вагона уходящего поезда. Зглэвуцэ успевает вскочить на подножку… Увы, это не Фэнаке.
В Кишиневском аэропорту он замечает беглеца среди пассажиров, улетающих в Новосибирск. Следующий самолет — через день. Зглэвуцэ летит в Новосибирск, но в связи с плохой погодой оказывается в Норильске. И так далее.
Как уже сказано, товарищ Зглэвуцэ — человек трусливый, но смелый. Другой, может, и растерялся бы на его месте, а он — хоть бы что. Не проходит и трех лет, как он снова появляется в наших краях.
А тот приезжий — кто он все-таки был?