— Верно, дядя.
— Так что ж стоишь у ворот? Входи! Дело хорошее… настоящий мужчина… — Полобок незаметно делает дочерям знак, чтобы вышли на крыльцо. — Будь как дома, Оня!
Девушки уже ссорятся на пороге.
— Ты чего выскочила, бесстыдница? — толкает локтем старшая младшую.
— А сама-то! — огрызается младшая.
— Вот, кстати, и дочки… — вздыхает Полобок.
— Вижу… Но мне надо идти, дядя.
— Как — идти? — чуть не плачет Полобок. — Куда?
— Жениться иду, дядя. Пора.
— А что ж — разве мои не хороши?!
— Может, кому и хороши… — Оня пожимает плечами и удаляется.
— Козел, вот ты кто! — в сердцах кричит Полобок.
Оня как будто не слышит, шагает дальше.
— А почему б ему не жениться? — размышляют вслух женщины у колодца. — Парень работящий… И самому надоело, наверное, болтаться по задворкам. Не бугай же — человек!
— Если б он задумал жениться по-настоящему, так шел бы не один, а со сватами, как люди… Видишь, как выкаблучивается!
— И, кто теперь соблюдает обычаи? У родителей не спрашиваются. Пойдет девка по воду — обратно мужа ведет. И хорошо еще, если мужа, а то просто с брюхом… Разве не так вышло с дочкой Стога?
— Так-так… А к кому ж это он собрался?
— …брр… утро! — здоровается Оня, приподнимая шляпу.
— …брр! — отвечает первая женщина.
— …трр! — вторая.
И долго они еще оглядываются.
А вот и дом Карася. Карасева дочка поджидает Оню у ворот, подобострастно улыбаясь.
— Ко мне, Оня?
— А лепешки испекла?
— Ты мне снился нынче.
— А ты мне — нет! — режет он, порываясь идти дальше.
— Значит, не ко мне?
— Значит так, Еуджения.
— А я как же?
— Как была, так и будешь.
— Да ведь я уж не та, что была… И моя ли вина, что родня у меня такая? Тебе ведь не с родней жить! Не ты ли мне шептал… — она говорит и плачет, а Оня уже далеко.
— Интересно все ж таки, к кому он теперь подъедет? — Мужики, собравшиеся покурить на бревнах, провожают Оню долгими взглядами.
— С Карасем-то не стал родниться!
— И правильно! — говорит вдруг один из мужиков, обычно самый молчаливый. — Я вам скажу: будь моя дочка постарше, я бы ее с легким сердцем отдал за Оню. Парень гвоздь, мне такие по душе. А что дурака валяет… на то и парень! На себя оглянитесь, вспомните: село на село стенкой ходили… А чего ради? Так, из-за девок. И еще скажу: парень не должен брать первую попавшуюся… Выбирать надо!
— Разговорился! — возражают ему. — Никто и не против, но пусть бы женился уже, хватит шляться… И куда ж он, юбочник ползучий, нацелился?
А Оня свое знает. Шагает себе вальяжно, не торопясь, и вдруг — раз! — прямо в ворота Фрэсыну.
— Тебе чего? — останавливает его младшая дочь хозяина, развешивая на веревке наволочки и простыни.
— Женюсь! — посмеивается он.
— Что-о?!
— Обручиться с тобой пришел!
Девушка прищурясь смотрит на него несколько мгновений и возвращается к прерванному занятию.
— Глаза тебе выцарапать некому, вот что скажу, — холодно замечает она, привставая на цыпочки, чтобы дотянуться до веревки.
Оня добродушно скалится в ответ. Его такие угрозы не пугают. Наоборот, вдохновляют. Он снимает шляпу, обдувает ее, смахивает пыль с завалинки, садится, кладет шляпу на колени и заводит такую речь:
— Вон там — новый забор поставим. Там — посадим сливу… Там — повесим качели. Придешь с работы — качайся на здоровье. Я тебя всю ночь качать буду…
— А-а! — взрывается вдруг девушка и бросается к Оне с мокрой наволочкой. — Я тебе покажу качели! Ты меня дурой считаешь, да? Думаешь, я — как другие?! На! На!..
— Ишь какая… — одобрительно осклабляется он, поднимая с земли свалившуюся шляпу. Отряхивает ее, надевает, выходит из ворот.
Мимо едет телега.
— Как поживаешь, Оня? — ухмыляется приметивший предыдущую сцену возчик.
— Здоро́во! — приветствует его Оня и хочет идти дальше, но неожиданно останавливается: — Что, дядя, не подросла еще твоя семиклассница? До чего ж у нее губки сладкие!..
— Губки? — таращится возчик. — Ах, ты!.. Да лучше она в девках состарится, чем за такого пойдет… Н-но! — и нахлестывает коней.