Решено было, что продавать урожай поедет Амара. Митру работал ездовым на ферме — подвозил корма, забирал молоко, свободных дней не выдавалось. И потом, неизвестно, сказал он, хватит ли одного дня, чтобы управиться, — может понадобиться и три.
Амара никогда не ездила дальше райцентра, и предстоящее путешествие в Кишинев немного пугало ее. Сумеет ли она сделать что нужно? Не заблудится ли?
— Три дня?! Неужели целых три?
— Замолчи, — остановил ее муж. — Не знаешь — не охай. Во-первых, может случиться так, что чеснок пойдет плохо… а во-вторых — присмотришь телевизор.
— Да разве в сельмаге мало телевизоров? Полный магазин!
— Другой нужен! — обрезал Митру, но больше объяснять ничего не стал, и Амара вконец запуталась.
Но дни шли, и эта боязнь постепенно превратилась в страстное желание поехать как можно скорее и увидеть своими глазами то, о чем она до тех пор только слышала, — город, где, говорят, сотни каменных улиц, а в магазинах — ткани всех расцветок… глаза разбегаются! Брошки и серьги на любой вкус!
И вот долгожданный час настал.
Амара помогла Митру завязать мешки и погрузить их на подводу. Она была возбуждена и весела, словно ехала не за тридевять земель, а в гости к родственнице из соседнего села. Это ее настроение не очень понравилось Митру, и он насупился.
— Ступай оденься да поесть не забудь. Вечно я напоминать должен!
— А то не найдется кому покормить меня! — шуткой ответила Амара и, сверкнув глазами, убежала в дом.
Причесываясь перед зеркалом, она слышала, как Митру клянет и бранит неповинных коней. Похоже, что шутка Амары его задела.
Через минуту от вырос на пороге с кнутом в руке. Лицо его было красно.
— Фа, долго еще будешь возиться?
Она вздрогнула, но овладела собой. Митру только пугает, он еще ни разу не бил ее. В зеркале он отражался весь, с широко расставленными ногами, хмурый, озабоченный. Поправляя волосы, она поймала его взгляд и улыбнулась ему. Улыбка была похожа на росистый цветок.
Митру растерялся, хотел сказать что-то, но не нашел слов, выразительно сплюнул себе под ноги — баба! — и вышел…
Всю дорогу Амару переполняла тайная волнующая радость, и она даже не заметила, как подвода выехала на шоссе, как мешки были перегружены в грузовик и как грузовик, прикатив в город, оставил ее у ворот рынка. Все произошло так быстро, новых впечатлений было так много, что ей казалось, будто она покинула дом год назад. Но раздумывать над этим было некогда: ворота открылись, и собравшиеся торговцы — крестьяне со всей республики — рекой хлынули в широкий проем. Крик, визг, мешки, корзины, сумки…
Амара, себе на удивление, быстро нашла носильщика с тележкой, раздобыла весы и стала за прилавок. Ее мгновенно окружили горожане. Чеснок и правда был хорош. Один требовал полкило, другой — десять. Кто-то закричал, чтобы давала по килограмму, иначе, мол, всем не хватит.
Амара от этого гама растерялась, она не привыкла к шуму и толкотне. А еще цена… Они с мужем не раз обсуждали, почем продавать чеснок, но сейчас у нее все вылетело из головы. Так почем же? Амара отчаянно махнула рукой и брякнула:
— Три пятьдесят!
Эта цена заставила многих покупателей отступиться. Подумать только — три пятьдесят! Амара в какой-то момент даже пожалела, что не запросила меньше: вдруг не станут брать? Тем не менее к обеду четыре мешка были пусты. Кое-кто пытался ее усовестить: спекулянтка! — но Амаре некогда было пререкаться. Хотите — берите, нет — скатертью дорожка! Чеснок не краденый, своими руками выращенный, из своего огорода.
Когда осталось три мешка, торговля сошла на нет. Люди подходили поодиночке, пробовали головки ногтем, но Амара видела, что покупать они не собираются, а просто им делать нечего. Подъехали на «Запорожце» два подозрительных типа и предложили забрать все три мешка по два рубля за кило. Амара, прикинув было, что больше никто не даст, чуть не согласилась, но тетка, стоявшая по соседству, остерегла ее:
— Не будь дурочкой, подожди. К вечеру набегут, а сейчас все по канцеляриям сидят. Дай им проголодаться…
Действительно, к концу дня народ снова зашевелился, и опять у весов Амары выстроилась очередь. Снова крик, снова ругня, но Амара, довольная, что послушалась старуху, торговала теперь весело и ловко, удовольствуй смирных и успокаивая скандалистов. Руки ее так и летали.
Жаден человек, особенно когда везет ему… Только голос контролера, изгонявшего с базара торгашей-мешочников, заставил Амару очнуться.
Смеркалось. И не то что смеркалось, а просто быстро темнело. Амара поспешила собрать пустые мешки, шесть — в седьмой. Только очутившись за воротами рынка, она почувствовала голод, усталость и одиночество. Жаден человек, подумала она, вцепится в удачу — не оторвешь…