И Амара не выдерживает. Сердце бешено колотится. Он же вроде сказал, что там никого нет?! Чего он хочет от нее? Зачем пугает?.. Ой, и вправду там что-то снова зашевелилось…
Она отрывается от стены и делает шаг вперед.
Парень отошел уже на порядочное расстояние. Он больше не прыгает и не свистит. Уходит ровно, задумчиво, словно и забыл о ней. Неужели так и уйдет? И она опять останется одна, с нелепыми этими деньгами?..
Хлюпают капли, ревет вода.
Ладно-ладно, Амара тоже не лыком шита. Она пойдет не с ним, а за ним, не давая ему приблизиться. Мешки, деньги — все при ней. Он — пять шагов, она — шаг. Он — десять, она — два. Со стороны поглядеть — так дети играют… Хорошо бы он жил далеко! Так она и шла бы до рассвета, а на заре свернула бы в первый переулок, спросила бы у кого-нибудь дорогу и вернулась в центр… Интересно, догадывается ли он? Лучше, чтобы не догадался. Тогда можно было бы проводить его до ворот, он бы вошел в дом, а она осталась бы на дворе. И не страшно, и время идет быстрее…
Если бы не этот холод! До костей достал ее дождь, совсем продрогла. Эх, дуреха! При семи мешках могла бы догадаться и хоть одним прикрыть голову!
— А вот и мое солнечное гнездышко!
«Что он сказал? Неужели пришли? Где я, господи, что со мною?!»
Они стоят перед одноэтажным беленым домиком — такие бывают и в селе. Дверь — прямо на улицу. А она, боже, она, которая клялась себе, что ни за что не войдет… Но что делать? Торчать посреди улицы еще глупее.
Может быть, вернуться назад, к воротам рынка?
Между тем парень отпирает дверь и широко распахивает ее:
— Прошу!..
Дождь.
Снова дождь.
Изнутри на нее веет теплым воздухом, чуть кисловатым, соблазнительным. Это запах жилья, запах человека.
— Ты не вздумай, что я пришла, чтобы… Я только…
— Проходи, проходи в комнату! — Парень потирает руки, не то с холода, не то от удовольствия: вот, дескать, мы и дома. Щелкает выключателем… Свет!
— Нет-нет, я здесь побуду! — Амара торопливо усаживается на единственный стул, стоящий в прихожей. Ей все еще не верится, что она вошла. Кладет мешки на колени, сложенные руки — на мешки.
Парень словно и не слышит ее слов. Щелкает другим выключателем, открывает еще одну дверь, проходит в комнату… Надо же! Он не так молод, как ей показалось. Он, пожалуй, ровесник Митру. Только неизвестно, радоваться этому или как? На всякий случай надо держать ухо востро. Мужчины в этом возрасте… Он бы должен быть женат, а, судя по обстановке, сдается, что нет. Там, в темноте, прыгал этаким жеребенком… Она даже спрашивала себя, что может сделать ей подвыпивший молокосос ей, взрослой женщине… Но, смотри-ка, он совсем не такой, каким казался!
— Так как, говоришь, зовут тебя? — Он стаскивает с кушетки простыню, небрежно бросает ее в шкаф и достает оттуда же другую, чистую…
Что это он задумал? Амара виду не подает, а сама отчаянно волнуется. Что она натворила? Зачем пришла сюда? О чем думала, когда шагнула через порог?! Митру убьет ее!
— Можешь называть меня Джикэ, — представляется хозяин. Он теперь совсем не похож на давешнего парня. Мужик в самом соку.
Удрать, а? За дверь — и до свиданья! Но дождь на улице так и хлещет! И куда, прости господи, она пойдет? Здесь так тепло… Не снится ли ей все это?
— Теперь в душ, — слышит она категорический приказ и от страха закрывает глаза. Зря он себе позволяет такой тон. Он ее не так понял! И пусть не воображает, что она собирается вот хоть настолько повиноваться ему. Если с другими у него это проходило, с ней — не пройдет. Что он себе позволяет?!
Амара поднимается на ноги.
— А как же, — бормочет он, легонько подталкивая ее к двери ванной, — После рабочего дня надо непременно умыться, поесть… Да брось ты наконец свои мешки!
…А вдруг он и есть настоящий грабитель? Еще днем взял ее на заметку, выследил, подкараулил, заманил… Теперь затащит в ванную и…
Первым делом она накидывает на дверь крючок. Вот так. Поскорее бы что-то придумать с деньгами! В туфли? Они насквозь мокрые! В лифчике оставить? Ни за что, и понятно почему! А если… Да-да! Ему и в голову не придет копаться в тяжелых грязных мешках, не совсем же он сумасшедший!
Она прячет деньги в мешок, мешок — в другой мешок и так далее.
Теперь надо бы продумать план защиты собственной безопасности, но Амару охватывает непонятная томная лень. В крайнем случае он найдет в карманах ее платья несколько рублей с копейками, и, если они нужны ему, если он на них польстится, пожалуйста, она сама отдаст, но пусть он знает, что она остается без гроша и, коли он такой бесстыжий, ей даже нечем будет заплатить за обратную дорогу. Только поверит ли? Поверит. Она заплачет и скажет ему, что да, деньги у нее действительно были, она продала чеснок, но с ней был деверь, который потом где-то заблудился, а деньги, разумеется, при нем, потому что он мужчина, а она женщина и… Он поверит. Амара еще скажет ему, что она впервые в городе, а ведь трудно допустить, чтобы молодая женщина, впервые в городе, вот так, ни с того ни с сего, осталась на улице одна. Поверит. Обязательно. Тем более, скажет она, что, будь деньги у нее, она была бы полной дурой, если бы не пошла в гостиницу. С деньгами, как говорится, человеку сам черт не брат.