На улице — толпа. Негде… дому упасть.
— Ах, — говорит сосед, увидев меня, — вы тоже здесь? Как раз хотел вам постучать…
Я не могу заставить себя слушать его! Обнаруживаю за спиной жену и детей.
— Скорее! — кричу. — И не держитесь за перила!
Жена смотрит на меня расширенными глазами. Я босой, с соской во рту. Соску надо было дать малышу, но я промахнулся. Жена смотрит на меня, я — на жену.
— Живо! — кричу я. — Туфли!
— Но мы ведь уже на улице… — Она не знает, что и думать. — И перестань кричать…
— Не имеет значения! — не сдаюсь я. — Назад, подальше от дома! Все рушится!
Мы отступаем, не сводя глаз со стен, и вдруг меня прошибает пот — землетрясение кончилось… Я забываю про туфли, словно и не вспоминал о них никогда.
«После того как около Авачи, также на Курильской Лопатке и на островах было страшное землетрясение с чрезвычайным наводнением, которое следующим образом происходило: октября 6 числа помянутого 1737 году пополуночи в третьем часу началось трясение, и с четверть часа продолжалось волнами так сильно, что многие камчатские юрты обвалились и балаганы попадали. Между тем учинился на море ужасный шум и волнение, и вдруг взлилось на берега воды в вышину сажени на три, которая, нимало не стояв, сбежала в море и удалилась от берегов на знатное расстояние. Потом вторично земля всколебалась, воды прибыло против прежнего, но при отлитии столь далеко она сбежала, что моря видеть невозможно было. В то время усмотрены в проливе на дне морском между первым и вторым Курильским островом каменные горы, которые до того никогда не виданы, хотя трясение и наводнение случалось и прежде…»
Мы озираемся вокруг и видим, что, к счастью, ни один дом не рухнул. Многоэтажные громады, опустевшие, лишенные света, стоят в ночи, как чучела, высокие, угрожающие. Устоял и наш дом. Устоял? Высокий, пустой, черный. Устоял. Молчаливое чудовище. У меня такое чувство, что между нами и домом нет ничего общего. Мы как будто всегда жили во дворе. И все же это наши дома.
— Сейчас начнется вторая фаза, — говорит кто-то.
— Что такое фаза? — спрашивает меня старший сын.
— Фраза? — переспрашивает средний.
— Фаза! — говорю я раздраженно и замечаю женщину в белом, одиноко стоящую среди всей этой суеты.
— Второе землетрясение! — поясняет один мужчина другому. — Землетрясение — это волны. Первая волна прошла. Надо ждать вторую.
— А потом? — спрашиваю я, но никто меня не слушает.
— Я как раз хотел к вам постучать… — пристает сосед, но я его почти не слышу.
Я напрягаю все силы, чтобы сосредоточиться и вспомнить, где и что я читал о второй фазе. И вообще — пишут в учебниках про землетрясения или нет?
— Вторая фаза обычно более сильная… — слышится чей-то голос.
Ага, вторая, значит, более сильная! Чем какая? Чем первая. При первой здание устояло, а при второй?..
Дом кажется мне все более угрожающим, он как будто падает, падает… Лишь теперь люди начинают различать и узнавать друг друга. Говорят все сразу. Наш дом устоял, но, по слухам, в старой части города положение другое.
— Троллейбусы не ходят…
— В центре появилась вода…
— В каком смысле?
— Из почвы выступила…
— На девятом этаже осталась старушка…
— Кто видел сегодня луну?
— А была луна?
— Говорят, перед землетрясением луна исчезает…
— Ох, кто мне скажет, который час?
— Двадцать семь минут одиннадцатого.
— Если первая фаза — семь баллов, то вторая — не меньше десяти!
— Пережить бы эту ночь…
— Поживем — переживем!
Да, да, вторая фаза! Я совсем забыл о второй фазе! А почему она так называется — вторая, вторая? Вторая! Слово-то какое странное!
— Смотрите, поседел! Сегодня поседел! — громко шепчет кто-то, но мои мысли работают в другом направлении: если первая фаза — семь баллов, то вторая… семь плюс два… это сколько?
— Девять баллов было! Девять! — жужжит мне на ухо сосед. — Я к вам хотел постучать… вы не слышали? То есть я не постучал, но хотел…