Третья остановка — по требованию: из-за покосившейся ограды деда окликает человек чрезвычайно интеллигентного вида. Он аккуратно, даже щегольски подстрижен, франтовато одет, надушен и держит сигарету по-городскому — не в кулаке, а между средним и указательным пальцами. Дед Котруц недоверчиво натягивает вожжи.
Человек поднимает один палец, и это должно значить, что он готов взять один транспарант. Один.
Дед поднимает два пальца, пытаясь поторговаться.
Нет. Все-таки один. Примерно такой…
Ага, соображает Котруц, этому нужен не транспарант, а портрет, величиной с большую книжку… Старик выбирает, находит что-то подходящее, вертит в руках. Это даже не портрет, а какая-то нравоучительная картинка. На ней изображена мышь, гоняющаяся за кошкой. И кошка улепетывает вовсю. Так… а где же заказчик?
Заказчик исчез.
— Вот напасть, еще и сам разноси…
Дед ворчит, но не очень громко, опасаясь рассердить заказчика, тем более что тот сам его окликнул, без уговоров… Но что делать с остальным грузом?
Котруц за повод подводит конька к воротам, входит во двор. Поднимается на крыльцо, вытирает ноги, заглядывает в комнату.
— Нравится?
— Гмм… а тех нету?
— Каких?
— Тех… с русалками…
— А, я спрошу художника. А эту возьмете?
Заказчик смотрит исподлобья, берет картинку в руки, прикидывает, куда бы ее пристроить. Примеряет к одной стене… нет, не очень… к другой… и здесь нехорошо.
Котруц, избавившись от картинки, уходит очень довольный. А хозяин никак не найдет для нее места. Прикладывает ее к третьей стене, вертится на каблуках посреди комнаты, пробует приложить к печи, даже к трубе, к изголовью кровати и, наконец, наскучив этим бесплодным занятием, выбрасывает картинку в окно… фррр!
Она сбивает с деда шляпу и падает в траву.
Дед Котруц даже не удивляется: он уже привык. Поднимает шляпу и водружает ее на голову. Поднимает картинку, вытирает рукавом и по инерции сам начинает искать ей место во дворе. Видит дыру в ограде… примеряет… в самый раз!
— Вот так! И ограду починил, и живо́пись пристроил! — старик не без оснований гордится собой.
Он забирается в каруцу, садится на поперечную доску, взмахивает кнутом и говорит коньку:
— Поехали…
Но не едет.
Кладет кнут на колени, достает кисет, газету, спички, сворачивает «сигару», закуривает и снова машет кнутом:
— Поехали!..
Это какие-то мальчишки дразнятся.
Конек привычно трогает.
А вот и еще какой-то старик идет навстречу… Он, кажется, подвыпил… останавливается, обмахивается шляпой. Дед Котруц натягивает вожжи, и прохожий заводит с проезжим неспешную, как на завалинке, беседу.
— Будь я на месте председателя, — говорит он, тыча пальцем в произведения Константина, — я выдавал бы их вместо денег. Или, скажем, вместо двух килограммов пшеницы на трудодень получай два транспаранта… вот, например, этот… Что здесь написано? — Он достает из кармана огромные очки. — Ага! «Тот, кто утром не вставает, никуда не поспевает!» А что! По существу правильно… Я бы у тебя, по блату, самому себе взял, только, во-первых, у меня уже есть такой, а во-вторых — моя баба встает раньше меня.
— Выбери что-нибудь другое…
— А куды мне их? Молиться — не годится, а горшки покрывать — велики. Разве что… заместо калитки. Нет, Котруц, ищи кого-нибудь другого. Хоть к Фетеску поезжай… они новый дом построили, там твой товар пригодится.
— Позавчера взяли.
— Так ведь не все, правда?
— Откуда…
— Ну вот видишь… Потом еще в школу: забор там длинный, можно еще что-нибудь сбагрить.
— Не получится. Директор не разрешает.
— Ишь ты, интеллигент! А кто он такой, чтобы не разрешать?
— Рвет, ломает, выбрасывает… Говорит, что его не интересуют художества Игната Исидоровича. Говорит, что у них есть свои художники, и пусть товарищ председатель не беспокоится… Говорит — пусть ваш председатель у себя дома развешивает халтуру, а нам, дескать, самим лучше знать, какие лозунги нужны школе.
— Ты считаешь, директор больше председателя?
— Больше или не больше, а в школе он хозяин.
— Мда… На пенсию тебе скоро?
— Есть еще…
— Но ведь ты только на два года младше меня.
— Это — если по правде. А по документам — на шесть.
— Как же так выходит?
— Да так… молод был и глуп. Хотел, чтобы невеста… это моя-то баба… думала, что я такой же молодой, как и она. Ну, взял и подчистил в метрике год рождения, представляешь? А теперь отдуваюсь — вожу эти клятые иконы…
— Фью-у! — свистит старик. — Ну что ж, поделом тебе. Согрешил — кайся.