Он надевает шляпу и идет своей дорогой.
А Котруц едет дальше… где у колодца в тени постоит… где приметит на заборе полуоторванный или выцветший от дождя призыв и тут же заменит его новым: «Если мамалыгу ешь — кукурузу выдь прорежь!» Таким манером он выезжает на окраину села, дальше — неоглядное чистое поле. Ничего не попишешь, придется поворачивать оглобли. Будь на дворе весна, можно было бы использовать транспаранты, скажем, как щиты для снегозадержания. Но сейчас лето… Постой, постой… а что это за машина у забора? И водителя в кабине не видать… Вот прекрасный случай избавиться разом от всего груза!
— Машина не наша, — вслух рассуждает дед, — пускай увозит эту агитацию в другое село…
Он сгребает несколько транспарантов и, поднатужившись, перебрасывает их в кузов машины… Вот так!
— Ах, туда-сюда, в хвост и в гриву!.. — из кузова сердито поднимается во весь рост разбуженный шофер и мощным броском переправляет транспаранты обратно. — Я тебе задам, старый хрыч! — и грозит кулаком. А кулачище у него — врагу не пожелаешь!
Делать нечего. Пристыженный и приунывший Котруц, потирая ушибленные места, кое-как складывает свой товар, хватает вожжи и, оглянувшись на машину, чмокает губами:
— Н-но, волчья сыть!..
— Обождать! — говорит Игнат Исидорович, не поднимая глаза, когда стук в дверь становится слишком настойчивым.
Он весь — в муках творчества. Сидит и кусает карандаш. Рядом склонился над столом долгогривый художник Константин. От него сильно несет перегаром.
— А? — председатель вопросительно оглядывается на живописца.
— Бэ! — дерзит Константин. — Я жду текстов! Вот на это место. Или вы мне даете тексты, или я немедленно возвращаюсь в Кишинев.
— Ну, не горячись, — мирно увещевает его председатель. — Этот подойдет? — И он читает по бумажке: — «Здравствуй, здравствуй, дед Ион!»
— А что за птица ваш дед Ион? — интересуется Константин. — И кто его так приветствует?
— Да кто бы ни был!.. Повесим это на забор, и дед Ион, проходя мимо, будет всякий раз отвечать на приветствие. Так мы постепенно внедрим вежливость среди населения… Допустим, с ним все правление здоровается, весь коллектив, я лично. Что он ответит, а?
— Здоров, здоров! — отвечает художник как бы за деда Иона.
— Ты давай без фамильярностей, — обижается наконец председатель.
В дверь опять стучат.
— Обождать!
— Дело стоит, Игнат Исидорович!
— Обождать, я сказал!.. Так что? — он снова оборачивается к художнику. — Подойдет?
— Пойдет… куда подальше! Извините, но я не понимаю, кому нужны эти ваши призывы? Давайте нормальные тексты! Что-нибудь про сберегательные кассы или правила движения. А если нет — я еду в Кишинев!
Игнат Исидорович начинает сердиться:
— Ты, парень, сначала оправдай те деньги, которые я тебе плачу. Подрядился писать — пиши!
— Правильно! Так писать же, а не сочинять!
— Ты кончил с книгой пословиц?
— Еще на прошлой неделе!
— На! Жри! — председатель швыряет Константину несколько листов бумаги с очередными, видимо, текстами. — На день тебе хватит. А к вечеру третья бригада принесет еще что-нибудь. Я их нарочно освободил от работы, чтобы думали! Бригадир обещал дать что-нибудь необыкновенное. Говорит: сядем с коллективом и такое выдумаем!..
— Да они все смеются над вами! Я сам видел с крыши, как бригадир отплевывался, когда вышел на крыльцо. Тьфу, говорит, тьфу!
— Смотри, художник! Ты играешь с огнем!
— Мне все надоело!
— Тебе просто жарко. А ты рисуй при луне!
— Я и рисую. Вчера, например, до трех часов ночи работал.
— Ага, с Лулуцей… я слышал, как вы шептались.
— Вы же сами велели мне изобразить обнаженную натуру!
— Вот подожди, ее отец пронюхает… он с тебя шкуру спустит! А портрет молодой учительницы когда напишешь?
— Она отказывается… Я, говорит, признаю только импрессионистов… Знаете что, Игнат Исидорович, вы мне либо давайте конкретный заказ, либо я поеду. Нет передовика, которого я не нарисовал бы уже раз десять! Доярки с фермы видеть меня не могут… У них удои снижаются из-за моего колорита! Грозились побить… не хотим, говорят, висеть на всех заборах!
— Ты что, угрожаешь мне? Так у нас договор на два месяца! Я плачу — ты работаешь. Давай! Еще две недели впереди…
Дед Котруц перевешивает кнут с левого плеча на правое, берет его в одну руку, потом в другую, старательно вытирает ноги о сухую тряпку, лежащую у двери кабинета.
Входит.
— Опять явился? Давай грузись! Там еще штук сорок…