После недолгих поисков обнаруживается и котелок. Вот только веселки нет в холостяцкой квартире — нечем мешать мамалыгу.
Василе недолго думая отвинчивает ножку от кухонной табуретки — знай наших!
Один брат подсыпает в котелок муку, второй — мешает.
— Ты хоть когда-нибудь варил мамалыгу? — шепотом спрашивает Ион, когда хозяин на минутку выходит.
— Ни разу. А ты?
— Если бы!
— А что ж будем делать?
— Мамалыгу, само собой!
— Долго еще? — не терпится хозяину.
— Как вам сказать… — Василе для вида что-то считает на пальцах. — Через двадцать семь минут мамалыга будет на столе — пальчики оближете! Кстати, вы брынзу накрошили?
— А ее надо накрошить?
— Обязательно! Впрочем, давайте сюда. В этом деле тоже нужна сноровка…
Хозяин приносит брынзу, и братья начинают ее крошить. Проголодались — крошат и пробуют, крошат и пробуют.
К тому времени, когда пригоревшую комковатую сырую мамалыгу вываливают на стол, хозяин вдруг обнаруживает, что брынзы не осталось ни крошки.
— А где она, ох, люди добрые? — спрашивает он, не догадавшись.
Братья растерянно переглядываются.
— Где брынза, вы? — спрашивает хозяин уже совсем другим тоном.
— Мы только попробовали…
— Ах, мазурики!
Только незапертая дверь спасает самодеятельных кулинаров от его праведного гнева.
— Мда… ну что ж, считай, что мы пообедали, — говорит Василе, входя в следующее здание. — Слушай, ты уже набил руку. Давай, если что, разделимся. Ты стучи туда, а я сюда…
Дверь перед ним гостеприимно распахивается, но, прежде чем войти, Василе еще раз напоминает Иону, чтобы тот не стеснялся и, если его тоже впустят, занялся делом.
Иону открывает маленькая старушка и жалостливо оглядывает его с головы до ног:
— А что же ты, сынок, умеешь делать?
— Н-не знаю, — бормочет он. — Может, полы помыть или замок починить?
— Замок у меня хороший, а полы лакированные… уж не знаю, чем тебе, милый, помочь. Ты здешний или из других краев приехал?
— Я, бабушка, из деревни.
— Надо же! Я тоже когда-то в деревне жила… Ну как бы мне тебя выручить: как нарочно все дела сама переделала!
— Что ж, сами так сами, — он подается к лестнице. — До свидания, бабушка.
— Неужели так и уйдешь, болезный? Из какой, говоришь, организации тебя прислали?
— Я, бабушка, не от организации, я сам от себя… Будьте здоровы.
— Ну, если не от организации, так, может, почистишь картошку? — предлагает старушка.
Иону вчуже становится смешно. Такого он еще не слыхал, чтобы картошку чистили за деньги. Эх, увидели бы его земляки или, не дай бог, жена и дети!..
Он справляется довольно быстро и выжидательно смотрит на бабку.
— Ты уж извини, милый, — говорит она, — водки не держу. Вот тебе хлебушек с салом… поправься маленько.
— Это вы что же, бабушка, милостыню мне подаете?
— Кушай на здоровье, сынок…
Вконец уничтоженный Ион идет в соседнюю квартиру поглядеть, чем занимается там брат Василе. Тот — стирает белье. Когда Ион заглядывает к нему в ванную, Василе как раз выжимает дамскую комбинацию.
— Освободился? — спрашивает он. — Очень хорошо! Хозяйка сказала, что, когда вернется, найдет для нас и другую работу. Становись рядом! Сегодня, скажу тебе честно, нам везет. Куда ни зайдешь, везде что-нибудь дают.
— И сколько же ты собираешься хапать?
— Понимаю и отвечаю: сколько дадут. Ведь это все денежки, живая копейка… Ты, кстати, сколько заработал?
— Вот… — Ион протягивает ему хлеб с куском сала.
— И все?
— Все.
— А что ты там делал?
— Картошку чистил… она меня за нищего приняла.
— Не за нищего, а за алкоголика, — поучительно говорит брат Василе. — Нынче нищих нет. Ладно, не беда — ты, брат, не бойся труда! Мыло — великая сила! Навались!
Брат Василе стирает ночную сорочку, или, в просторечье, ночнушку, брат Ион — мужские подштанники. Сноровки ему не хватает, он вертит и так и сяк, трет, намыливает, снова трет, полощет и вдруг роняет мыло в ванну.
— Эй, полегче! Забрызгал, — сердится Василе, но Ион даже не слушает его, а пристально разглядывает подштанники, вернее — метку на них.
— На, сам возись! Я еще не дожил до того, чтобы стирать кальсоны Форже!
— Успокойся, что с тобой? Какой еще Форже?
— Не какой, а какому! Вот читай, здесь написано: И. Форжа! Да я их и так узнал! Весь их род в нашей деревне носит такие кальсоны!
— Ну и что?
— Как — что? Я все понял: здесь живет сын старика Форжи, тот самый, который удрал в город… Да вот он в коридоре — с портрета лыбится!