— Владимир Михайлович… — говорю я, потому что обращаться по-другому язык не поворачивается: он старше меня лет на двадцать, а называть его просто братом как-то нескладно.
И я рассказываю, почему и зачем пришел.
— Вот так так! — Он аккуратно кладет бритву на край стола и поворачивается к жене: — Слыхала, Ирина? Мы с прибылью! — И тут же объясняет мне: — Так в последнее время выражаются у нас, когда прибавляется покойник из родни. Я давно слышу, кто-то вопит, но мне и в голову не могло прийти, что мы с прибылью… А Ион, Андрей — где они?
— Были, — говорю я, — были, узнали, где мама хочет его похоронить, и поехали за телом.
— Мда… А мама что?
— Что ж мама… Плачет, кричит… Сказала, пусть лежит здесь, возле нее.
— Да, рано или поздно все наши здесь соберутся, — заключает Владимир и, нахмурясь, задумывается. — Так где, говоришь, братья?
— Поехали за ним. Когда мама решила, что хоронить будем здесь, мы разделились. Они достанут в городе гроб, обелиск, купят все, что нужно для похорон… а я тут остался — помогать чем смогу. Вот только не знаю чем: я еще никогда никого не хоронил.
— А мы тут многих… бабку, деда, их дочку… мда.
— Говорят, первым делом нужно договориться с могильщиками.
— Знаешь что, — говорит Владимир, торопливо добриваясь, — вот я уже кончил, кладу бритву, жена потом все помоет… Так, Ирина? А мы пойдем к моему брату Иону, авось застанем… он ночью на крестинах был. Ну, а погреб… в другой раз, согласен?
— Я бы Иона никогда не нашел, — говорю я Владимиру по дороге. — Мне казалось, что село кончается где-то здесь.
— Э-ге-ге, когда оно здесь кончалось! Ты, наверно, имел в виду дом…
— Гузуна, что ли, так его звали?
— Давно мы прошли этот дом…
А конца селу все не видно. Новые дома, как новые лица, выглядывают из-за каждых ворот, из-за каждой ограды. Но, видно, фотография уже побывала здесь. То и дело слышится шепот:
— Это который — средний или младший?
Одни отвечают, что средний, других я не успеваю расслышать. Не узнают меня земляки. Да и я их тоже почти не узнаю. Давно уехал, забыл село. Потерял село, а приобрел… что? Я прогоняю эти мысли и стараюсь внимательнее прислушиваться к вопросам Владимира, рассказываю, как и что говорила мама насчет похорон.
— Мама просит, чтобы хоронили с калачами, с попом. Да, с попом и с музыкантами.
— Насчет попа — сложнее, — замечает Владимир.
— Она плачет и говорит, что все отдаст, лишь бы его погребли как следует. Только кому нужны ее деньги? Был бы Володька жив… — Я чувствую, как у меня в горле опять набухает комок. — Слышишь, Михайлович, нет больше нашего Володьки!
Мой двоюродный брат Владимир побывал на фронте, прошел сквозь огонь и воду, и я благодарен ему за его молчание. Он словно не замечает моих слез и, только когда мы подходим к большим резным воротам, поворачивается ко мне:
— Вот здесь живет Ион… А до конца села еще идти и идти… Хоть бы застать его! — и стучит в ворота.
Да, теперь я вижу, что и этот невысокий человек — тоже из нашей родни. Он очень похож на Владимира, только одет попроще, по-крестьянски и вид у него малость обшарпанный.
— У нас прибыль, — говорит Владимир, и Ион, который, открыв ворота, приветливо улыбнулся нам, удивленно смотрит на меня.
— Когда это случилось?
— Когда случилось, тогда и случилось, — вздыхает Владимир. — А от тебя вот что нужно: будешь одним из могильщиков. И подбери еще троих.
— Мама сказала, чтобы восемь было, — вмешиваюсь я.
— Ага, — кивает Владимир, — тогда восемь, слышишь, Ион? Николай здесь людей не знает, так что… сам собери родственников. Похороны завтра, стало быть, начать работу надо сегодня. А я позабочусь о музыкантах.
Ион уходит в дом, Владимир поворачивает к правлению — договориться с руководством насчет оркестра, а я иду обратно. Иду и думаю, что не надо было мне оставаться в селе — пусть бы Андрей остался. Я действительно почти никого не знаю здесь, а главное — не могу слышать, как кричит мама.
— Володенька! — Мама бьется в руках родственников и вдруг, завидев меня в воротах, бросается вперед: — Сыночек, где наш Володя? Как же вы потеряли его, сынок?!
По селу носят фотографию брата. Вчера он умер. Ночью его фотографию привезли в село. Завтра привезут его тело.
— Знаете его?
— Знаем.
На вопрос отвечают дети, дети Амуша. Их четверо, мал мала меньше. Отец и мать с утра ушли в поле, а дети остались дома.