— Они все ученые, а он нет… вот и отбился от братьев…
Кусаю губы.
Глупости, глупости! Какое отношение имеет диплом к смерти? Разве смерть спрашивает об образовании?!
— Еще бы! Они были заняты своими учеными делами, за братом не смотрели… Что же ему оставалось? Начал прикладываться к стаканчику…
— Да разве он от пьянства?
— Нет, от сердца, но это, считай, одно и то же: свободно мог помереть и от пьянства. А вот если б они его берегли…
Да, правда, Володя искал нас. Но что выходило? Придет к Андрею — Андрей на лекциях. Прибежит к Иону — Ион на совещании, ко мне — я в городе. А сколько раз мы с ним говорили по-человечески, без спешки и раздражения? На пальцах можно пересчитать. Да что на пальцах! Если по совести, то я могу точно припомнить только один случай. Это было в ту пору, когда я решил жениться. Шел с женой, тогда невестой, и мы встретили его на улице. Он подошел, протянул руку.
— Колян, это верно — то, что я слышал?
— Верно… — я представил ему свою будущую жену.
Он улыбнулся и ей. Боже, какая у него была улыбка!
— Только не ерундите, — сказал он нам обоим и добавил отдельно для меня: — Как Ион…
Ион уже был однажды женат, потом развелся. Именно это имел в виду Володя.
Водитель «жмет», а я твержу про себя одно и то же: Володя просто устал бегать от одного брата к другому. Он казался неутомимым в своем упрямом стремлении собрать нас, противостоять центробежным силам быта, и вот — устал, надорвался…
— Если бы вы хоть чаще встречались… — бормочет сзади моя жена.
— Если бы вы хоть чаще встречались… — слышу я голос женщин во дворе.
— Сыночки мои милые, как же вы его потеряли?!
«Андрей, Ион, Александр, братья и сестры, ведь это мы с вами потеряли Володьку, слышите?!»
— Приехали, — водитель плавно тормозит у колодца, и я вдруг вижу полный двор людей. Чуть не половина села собралась вокруг нашего дома. Все поднимаются и медленно идут к нам. Лицо водителя внезапно покрывается крупными каплями пота. Они думают, что мы привезли тело…
Но нет, люди минуют нас и идут дальше. Я выскакиваю, прикрываю за собой дверцу.
Прямо позади нашей «Латвии» остановилась другая машина. Володя догнал нас. Володя, ты собрал нас наконец вместе.
Много лет мама ждала минуты, когда мы, все пятеро ее сыновей, вместе войдем в ворота. Дождалась — мы, четверо живых, вносим во двор пятого. На плечах, в гробу.
Я не вижу, куда ставлю ноги, не слышу ничего, только обрывки слов, чьи-то вопли — это рыдает одна из сестер, но которая именно — не знаю. Все смешалось в моей голове, все скользит мимо, одна фраза сверлит мой мозг. Я вдруг обнаруживаю, что сижу на какой-то доске в глубине огорода, во дворе гремит оркестр, медленно гремит, тягуче, а фраза эта стучит в моей башке как молоток. Кто произнес ее? Может быть, никто? Я пытаюсь прогнать ее — не получается. Нет, кто-то все-таки произнес, кто-то из тех, кто стоял у ограды, какая-то женщина. Мы как раз вносили гроб в ворота, и тут она сказала… Как бы забыть это? Хочу — и не могу, пробую — и не выходит. Мне даже совестно: в доме такое несчастье, а я вожусь с этой навязчивой фразой, брошенной бог знает кем.
Надо бы чем-то заняться, каким-нибудь делом, но мне вдруг отказывают ноги, и я вновь опускаюсь на доску. Александр, младший брат, подходит и говорит, что все в порядке, все устроено, что он должен был сделать в мое отсутствие, то сделал. Все готово к похоронам.
— Калачи привезли, могильщики покормлены, сейчас они на кладбище. Скоро придут… они сказали, что должны быть здесь, когда привезут тело.
Проклятая фраза не идет у меня из головы. Она не имеет никакого отношения к происходящему, но я не могу прогнать ее. Подходят остальные братья. После того как гроб был установлен в доме, они разбрелись кто куда. Вышли во двор, но всюду как-то тесно, нескладно. Родственники и соседи толпой сгрудились у тела Володи, а мои братья так же, как я, не знают, что делать. Ион и Андрей рассказывают Александру о том, как ехали сюда. Они потому так сильно задержались, что морг — поди знай! — открывается ровно в девять, и ни минутой раньше. Они-то надеялись забрать тело на рассвете, а вдруг оказалось… словом, до девяти они с бессильными проклятиями слонялись вокруг этого жуткого учреждения. Ведь все было готово: документы, одежда, гроб — и вот на тебе! А как трудно было выцарапать эти документы! Целый день вчера бегали то за одной подписью, то за другой. Только подумать, какие сложности создает смерть одного-единственного человека! Бумаги, бумаги, бумаги…
Братья рассказывают, а я мучаюсь с этой неистребимой фразой. Андрей о чем-то спрашивает, я не слышу. Он, кажется, интересуется, все ли сделано как следует. Александр отвечает за меня, говорит, что ночью я был в Кишиневе, что приехал ровно на одну минуту раньше, чем они, ездил за семьей, за женой и детьми, но волноваться не надо: все готово — еда, могила, калачи, столы. Оркестр, сами слышите, играет… все чин чином.