У меня такое чувство, что, если я не перестану мысленно повторять эту фразу, голова расколется надвое.
Поднимаюсь с доски и врезаюсь в толпу, собравшуюся перед домом. Люди дают мне дорогу, шепчутся за моей спиной, одни говорят, что я такой-то брат, другие — что такой-то. Мы редко бываем в селе, и нас путают. Подхожу к крыльцу, но передумываю, шарахаюсь в сторону и вдруг снова слышу эту фразу, слышу наяву, из уст соседки:
— О господи, и надо же было директору явиться именно сейчас!
Вот-вот, именно эти слова и не дают мне покоя, хотя в них нет как будто ничего особенного, слова как слова. Но почему они так врезались в мой мозг? Неужели схожу с ума? Я не выдерживаю, хватаю соседку за рукав, наклоняюсь к ней и шепотом спрашиваю:
— Простите, ради бога, если что не так, но почему вам не нравится, что директор пришел на похороны?
— Только его здесь не хватало! Видишь, ребятишки собрались вокруг и хихикают!
— А почему? — Я ищу глазами директора школы. Я не знаком с ним, он не из местных, и потом как это понять? С чего бы им хихикать?
— Так ведь всем известно — парик!
— В каком смысле? Это не его волосы?
— Ну да. Мы и сами сначала удивлялись, но когда стало ясно, что… ты ведь знаешь, он не из наших?
— Слыхал.
— Так вот… будь он человек как человек, не стал бы заниматься с детьми гимнастикой по утрам. Разные директора перебывали у нас, но ведь не они же зарядку проводили — на то есть учитель физкультуры. А этот, видишь, хитрец какой, сам решил. Завел себе такую воронку, хоть цветы из нее поливай, и орет по утрам. Но, думаю, теперь с этим кончено.
— Почему?
— Ну как же! Ребятишки его чуть с ума не свели… из-за парика. Мы ведь тоже думали, что у него волос свой, натуральный, но дня три назад, только он начал орать в свою лейку, ветер как дунет… парик так и слетел. Ребята едва со смеху не полопались. То есть сперва испугались, решили, что это черт — хоть бы один волосок на лысине! — а потом опомнились, вернулись да как начали хохотать… Фантомас — так они его теперь называют… И зачем только пришел?!
В голове у меня наконец-то светлеет, становится легче, я начинаю различать лица людей, явственнее слышу их голоса. Все ходят без толку, никто не знает, куда себя деть. Соседка выводит меня из оцепенения, укоризненно качая головой:
— Что ж вы тянете, ребята? Знаете, который час? И так запоздали. И еще за то благодарите бога, что народ собрался, а то ведь могло бы случиться, что — ни души…
У меня опять путаются мысли. Брат умер, а я стою и слушаю бог знает какие глупости.
— Почему же, извиняюсь, ни души?
— Ты не слыхал? Ведь снова явился памятник в пруду!
— В каком пруду? Какой памятник?
— И сами бы рады знать — какой? Помнишь Бэлтенский пруд?
— Ясное дело.
— Так вот… с некоторых пор там все время выглядывает из воды памятник.
Я тру ладонью виски. Александр, который провел эту ночь в селе, пускается в объяснения.
— Здесь черт знает что происходит. Говорят, в этом самом Бэлтенском пруду, когда падает уровень воды, появляется памятник. И вот на рассвете кто-то сообщил, что вода сходит, и все бросились туда…
— Да чей же памятник?!
— Бог его ведает…
— Что ж, никто не видел?
— Видеть видели, но как… со страху сами не разберут, видели или не видели. Ты попробуй представь: сидишь на бережку, а из воды — голова, да еще в кепке!
— Голова — в кепке?!
— Так говорят… Те, которые первыми увидели, кинулись, естественно, бежать… а другие и вовсе не верят.
— Нет, — убежденно вмешивается соседка, — он точно там. Говорят, кто-то его кинул, а потом пруд мелеть начал… Но сегодня утром просто пушку пустили: не падает вода. Даже наоборот. Видно, где-то дожди прошли, а кому-то почудилось… словом, все вернулись.
— Ребята, берите стаканы, наливайте людям. Вас четыре брата, а хоть бы один делом занялся… — это опять Ирина.
— Опять мы? — удивляется Александр.
— А то кто же? Всем, кто пришел, надо поднести по стакану… Поторапливайтесь — пора выносить тело… Могильщиков не видно?
Как только мертвого привозят в село, фотография исчезает. Исчезает вместе с девочкой. Теперь людям не до них. Никто не знает, куда они делись. Словно и не было их никогда.