— Давай-давай! — подгоняет бригадир.
— Счас-счас… вот горе-то!.. — Старик барахтается, пытается встать, но ничего не получается. Тогда он ложится на спину и стаскивает-таки брючину с ног, но выворачивает ее при этом наизнанку. Теперь приходится трясущимися руками возвращать ее в прежнее положение, а часы, чертовы часы на руке бригадира, стучат все быстрее: тик-так, тик-так, тик-так… — Счас! Я мигом! — волнуется старик и встает наконец на ноги, но от волнения запутывается еще больше: вместо брюк начинает совать ногу в рукав рубахи… Что-то не так, он предпринимает еще несколько тщетных попыток, потом вдруг сознает свое неразумие, все начинается заново… И вот он, вопреки стихиям, одет. — Готово, товарищ бригадир!
— Хм, готово… — Бригадир отрывает взгляд от циферблата часов. — А знаешь, сколько все это продолжалось? Четыре минуты тридцать пять секунд! Четыре минуты тридцать пять секунд на одно только одевание ежедневно! А в месяц это выходит… постой… короче говоря, жуть сколько! А в год? Еще в двенадцать раз больше! А если високосный?! Между прочим, в страду каждая секунда дорога! За четыре минуты тридцать пять секунд ты бы уже из села вышел, уже половину рядка бы снял, вот как! За четыре минуты тридцать пять секунд люди в наше время до Луны долетают!.. А ты?
Старый Григоре совсем растерялся. Он бы и рад, чтобы все было по-хорошему, да не знает, как потрафить бригадиру.
— Так что же мне теперь делать?
— И это скажу, только не торопи. На то я и бригадир, а ты — рядовой колхозник… — Бригадир задумывается, потом испытующе смотрит на старика. — Скажи, ты хочешь, чтобы наша бригада была первой в колхозе?
— Ясно, хочу!
— А чтобы колхоз был первым в районе?
— Хочу, товарищ бригадир!
— А чтобы район был первым в республике?
— Само собой!
— То-то же! Если и правда хочешь, тогда слушай: заовражную делянку обязательно надо убрать в два дня. Берешься?
— Но как же, сынок? Ты дашь мне еще кого-нибудь в помощь?
— Нет. Я уже сказал: ты должен обойтись собственными силами. И собственными силами вывести район на первое место! Ведь кроме тебя, у нас никто косить не умеет.
— Это да…
— Ты — старик в своем роде уникальный.
— И что?
— А то, что учись делать все организованно, на ходу. На ходу одеваться, на ходу умываться. Или, еще лучше, бегом!
— Господи, господи! — вздыхает Григоре. — Бегом?
— Бегом!.. Или, может быть, честь бригады дорога тебе только на словах?
— Дак…
— Начинай! На месте!
Старик стыдливо и нерешительно топает оземь то одной, то другой ногой — бежит.
— Веселей! — командует бригадир. — Дыши ровнее! Вот так! Где коса?
— Какая коса?
— Которой косят!
— Там! — старик пыхтя указывает куда-то в небо. На ветке дерева, раскинувшего над домом свою пышную крону, висит его старая испытанная коса. — Взять, что ли?
— К дереву — бегом марш! — командует бригадир. — Раз-два, раз-два!.. Заточена?
— Заточена? Да! Со вчера еще! — старик хватает косу, продолжая бежать на месте.
— О чем же ты думаешь? — подгоняет его бригадир. — Вперед!
— Куда? — дед уже закинул косу на спину.
— В поле! На делянку!
— Но я еще не поел!
— Что? — бригадир не расслышал.
— Не жрамши он, вот что! — впервые подает голос старикова жена, возящаяся у летней плиты.
— Не позавтракал, — повторяет старик. — Надо бы хоть червячка заморить…
— А-а! — бригадир укоризненно качает головой. — Да, дед, я вижу, ты больше демагогию разводишь, а на самом деле честь района тебе до лампочки. Я горю, бригада горит, а тебе бы только брюхо набить… Знаешь что? Поешь на ходу!
— Как — на ходу? — крестится старуха. — Что-то на моей памяти такого не бывало!
— Да? А спутники на твоей памяти бывали? А луноходы? А Большой театр в Париже? А аэробика? Нет, бабка, ретроградству — бой! Что там у тебя в горшке?
— Борщ…
— Борщ?
— Борщ!
— Так. Наливай миску, да поживее!.. Есть! — бригадир выхватывает миску у старухи и сует ее в свободную руку старика. — Не обожгись, держи! Не останавливайся! А ложка где? Бабка, где ложка?
— Забыла, — бормочет она, смущенная столь энергичным натиском.
— Забыла?! Бегом к плите! Да пошевеливайся! Ты тоже должна внести свой вклад!..
— Внесу, как же не внести! — она переваливаясь бежит к плите и возвращается с ложкой.
Старик топает на месте.
Бабка отдает ложку бригадиру, тот бросает ее в миску с борщом.