— Ты по праву можешь называться Клайдоном, — возразила я искренне. — И полагаю, что сейчас любой почел бы за честь добавить к своему имени название твоего города.
— Ты не знала, да? — спустя несколько долгих секунд тишины спросил он. — Не видела Дон?
— Нет, — ответила я, правильно истолковав его вопрос. — Я стояла к нему спиной, когда все случилось.
— Ты развеяла их в пыль.
— Да, прости.
— Я о кресанийцах, — со злорадством произнес он. — Если бы ты научилась контролировать эту мощь, мы могли бы снести их одним ударом. Развеять в пыль их столицу вместе с проклятой верхушкой.
— Может быть, — осторожно заметила я, пытаясь просунуть руку под обруч и потереть кожу. — Но я бы и здесь не оставила никого в живых.
— Ну и пусть, — выдохнул Клайдон. — Они ведь не щадили никого.
— Откуда ты знаешь о том, что случилось под Доном? — сменила я тему.
— Тонвель, — откликнулся Клай.
— Как он? — спросила я, вспоминая магистра иллюзий и то, с какой опаской он смотрел на меня в последний раз.
— Освобожден до полного выздоровления.
— С чего бы такая милость от Дигина? — удивилась я.
— Боится его, — пожал плечами Клай.
— Послушай, — он повернулся ко мне и отыскал мой взгляд. — Я попробую освободить Гора, но с ошейником ничего сделать не смогу. Ключи у кресанийцев, нам их не дают. А если попробовать применить что-нибудь эдакое, — он улыбнулся мне почти знакомой улыбкой, — можно лишиться головы. Твоей, твоей, не усмехайся, — Клай бессильно взмахнул рукой. — Здесь магистр воды или огня помог бы, но среди наших такого нет.
— Освободи Гора, — попросила я, ощущая, как теплеет на сердце, — а остальное не важно.
— Они убьют тебя, — мрачно поведал мне Клай.
Я, вообще-то, догадывалась, но слышать очередное подтверждение своих мыслей все же было неприятно.
— Вот равновесие и восторжествует, — грустно улыбнулась я.
— Ты видела Сайруса? Где он?
— Он нам не поможет, — вздохнула я и поторопилась отвернуться, чтобы Клай ничего не прочел по моему лицу.
— Олянка-Олянка, — протянул Клай, — я же предупреждал тебя. Впрочем, сам не лучше. Верил ему до последнего.
— Дигин ведь объявил его преступником, — слабо попыталась защитить я бывшего Главу.
— Он не должен был допустить этого!
— Он спас Гак, — пожала я плечами, — пожертвовав собой.
— И что в итоге? — возмутился Клай. — Мы безвозвратно потеряли юг. И все теперь подчиняемся ставленнику Кресании.
— Это ты зря, — возразила я. — Дигин — конечно, гад. Но он — гаковец, а не кресаниец.
— Он — предатель, который с радостью обвинил во всем Сайруса и побежал жать руки убийцам.
— Можно спорить, сколько угодно, но благодаря этому война все же прекратилась.
— Это поражение, как ты не понимаешь? Полное, позорное и недостойное. Если б я только мог снять с тебя ошейник, — Клай с силой треснул по решетке.
Я не стала разочаровывать его и говорить, что у меня внутри побеги вместо полноценных деревьев. Собственно, я сама толком не успела их рассмотреть, как оказалась в лапах у кресанийцев.
— Как вы могли так глупо попасться?
Это был второй вопрос, на который мне совершенно не хотелось отвечать. Мы с Гором слишком много пережили. Ну, и выпили, чего уж там. Меня оглушила новость о Каре, его — моя история вместе с воскрешением. Мы никак не ждали гостей.
— Устали быть все время начеку, — ляпнула я.
— Олянка, — покачал головой Клай, как некогда на занятиях со мной. — Нельзя обладать такой силой и быть такой беспечной.
— Так уже не обладаю, — вздохнула я, вновь подергав ошейник.
— Ты его так не снимешь, — заявил Клай, глядя на мою возню.
— Так что, это конец? — я вдруг осознала, что больше никогда не увижу Клая, и, вероятнее всего, Гора. — Скажи ему, ну, — я замялась, — что он всегда был моей семьей.
— А Сайрусу? — изогнул бровь Клайдон. — Если я его когда-нибудь встречу?
— Что он дурак, — усмехнулась я, и Клай улыбнулся в ответ:
— Обязательно передам. — Его рука коснулась моей и сжала, крепко, будто стремясь передать силу, но я ничего не почувствовала, кроме благодарности.
Как в плохой драме или охоте на ведьм, — эта мысль крутилась у меня в голове всю дорогу от камеры до зала торжеств. Слово-то какое, торжеств, как-будто суд надо мной или трибунал, как они его называли, был чем-то торжественным. Хотя, с какой стороны посмотреть, конечно.
Зал был помпезным и величественным, призванным вызывать у человека полное осознание своей ничтожности вплоть до дрожи в коленях. Я ощущала себя просто неуютно. Особенно рассматривать обстановку и, задрав голову, пялиться на потолок, как в музеях, настроения у меня не было. Зато сияющего Мариса я заметила издалека. Он стоял едва ли не во главе длинного стола, выставленного на постаменте, за которым собралось несколько человек. Все при полном параде.