Закончив, они отошли от ямы и, опершись на лопаты, посмотрели на дело рук своих. Оттуда, где стоял я, нельзя было различить никаких следов недавней ямы. Никто не догадался бы, что минуту назад здесь зияла большая, глубокая яма, а теперь она заполнена землей. Лесная почва в этом месте стала такой же, как до нашего прихода.
Землекопы переглянулись, и старший одобрительно кивнул. Другой похлопал младшего по плечу и, подмигнув, протянул ему свою лопату. Никак, мою? Не знаю, все они были одинаковые. Парнишка взял ее и посмотрел на остальных восторженным взглядом. Они все друг друга любили. Собраться вот так, всем вместе — что может быть лучше в жизни?
А потом они направились ко мне. Когда они подошли вплотную, тот, кто отдал свою лопату, осторожно взял у меня из рук мертвого мальчика. Я этому не противился.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Теперь мы о нем позаботимся.
Он держал тело еще бережнее, чем я, и смотрел на него с удивительной нежностью. Уж он-то наверняка знает, что делать дальше.
— Пошли, — сказал мне один из них; кто именно, я не обратил внимания.
Они все зашагали к краю леса, и я решил, что нет ничего естественнее, как пойти за ними следом. Они шли справа и слева от меня. Я переводил взгляд с одного на другого. Я их всех знал — каждый был мной, только моложе.
Мы шли, и мое тело больше не протестовало. В душе у меня воцарился покой, но одновременно и глубокая, глубокая грусть. Потому что, увидев их вот так всех вместе, увидев, как они работают весело и споро, увидев, как они любят друг друга, увидев мертвого ребенка на руках у одного из них, я наконец понял.
Как переплыть деревянное море? Я пока не мог ответить на этот вопрос, но теперь понимал, как найти ответ. Не это ли пытались донести до нас Астопел и иже с ним? Что нет ничего важнее, чем не дать умереть каждому нашему отдельному «я». Мы должны к ним прислушиваться, доверять им.
Познай не самого себя, а самих себя. Всех себя, все годы, все дни Магды и Паулины, оранжевых ковбойских ботинок и того времени, когда ты верил, что после сорока пенис втягивается в живот.
Мы оглядываемся на себя, какими были в прошлом, и видим эту личность то глуповатой, то забавной, но никогда — серьезной. Точно так же мы перебираем свои старые фотографии — нелепые шляпы, широкие лацканы. Каким же я тогда был глупым, каким наивным!
Нет ничего ошибочнее таких мыслей! Потому что теперь, когда тебе это уже не под силу, твои прежние «я» все еще умеют летать, находить дорогу в лесу или из библиотеки. Только они могут разглядеть в траве ящерицу и закопать ямы, которые нужно закопать.
Джи-Джи, Идеальный штурман, землекопы… Теперь я понял, как нужны были мне все они, чтобы понять мою жизнь. Как переплыть деревянное море? Спроси об этом у них и выслушай внимательно их разные ответы.
— Боюсь, больше мне и шагу не сделать.
В голове у меня пульсировала боль, кончики пальцев онемели, и их покалывало.
— Мы тебе поможем, — сказал один из них и подхватил меня под правую руку. Другой поддержал слева. Я оперся на них, и силы словно бы снова вернулись ко мне. — Дорога уже совсем близко. Мы почти пришли.
Тело Фрэнни Маккейба нашла мэр Сьюзен Джиннети. Возвращаясь из Нью-Йорка, она думала о том, как было бы хорошо возвращаться в дом, к мужу и жизни, а не просто к месту работы. Она никогда не чувствовала себя такой потерянной и приходила в ужас от мысли, что ей придется доживать век в одиночестве.
Она миновала пруд и печальный белый крест у края дороги. Потом въехала в лесок, с которого начиналась административная территория Крейнс-Вью. Дорога здесь принималась петлять, и Сьюзен сбросила скорость. Она была осторожным водителем. Скорость у нее была не больше тридцати миль, когда она увидела тело на краю дороги. Сперва ей показалось, что это просто какой-то бродяга взял и прилег отдохнуть. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, яркими бликами плясал на лежавшей навзничь фигуре. Это явно был мужчина. Останавливаться Сьюзен не хотела — она была напугана, однако еще она была мэром и чувствовала, что затормозить — ее долг. Но еще до того, как она остановилась у кромки дороги в нескольких футах от недвижного тела, она увидела его лицо, и рот ее распахнулся.
Она едва сумела перевести рычаг автомата в стояночное положение и разразилась слезами. Вот тайна, которую никто никогда не узнал: мэр Джиннети сидела в своей машине и рыдала так долго и горько, что ее всхлипывания распугали всех птиц с ближайших деревьев. Прошло немало минут, прежде чем она сумела выйти из машины и приблизиться к телу.