— Можно мне внести предложение? — Флоон не стад дожидаться моего разрешения. — Если ты откроешь эту дверь, то сработает тревожная сигнализация. Говорю это на случай, если ты не обратил внимания на тильду.
— Это называется табличка, Флоон, а никакая не тильда. Я и без тебя знаю, что здесь сигнализация.
— Я просто подумал, если ты поищешь, то найдешь провод, который надо отсоединить.
Мне это показалось подозрительным. В особенности еще и потому, что говорил он таким невозмутимым тоном.
— Тебе-то что за радость от того, что мы здесь выйдем?
— Потому что я не хочу, чтобы меня арестовали. У меня полно других дел — я предпочту заниматься ими, а не сидеть в тюремной камере.
— Ничем ты не займешься, пока я с тобой не закончу. А после этого я сам тебя отведу в камеру.
Мальчишка подбоченился и окинул нас свирепым взглядом.
— Вы что тут, до вечера собрались препираться? Давайте пошевеливайтесь.
На то, чтобы отыскать провод, потребовалось минут пять, и еще секунда — чтобы его перерезать массивным коричневым карманным ножом, который оказался в кармане у мальчишки. Потом мы преспокойненько вышли наружу, и дверь за нами с хлопком закрылась. Мы поднялись на небольшую горушку, затем некоторое время шли вдоль ручейка, потом оглянулись — библиотека уже скрылась из виду. Как и мои сомнения насчет того, куда идти.
— Здесь направо.
— Позволь поинтересоваться, куда мы идем? Каждый раз, когда Флоон открывал рот, голос его звучал педантично и с ехидцей. По такому голосу хотелось шарахнуть бейсбольной битой.
— К Джорджу.
— С какой стати? Мы ведь уже там были! — Впервые за все время в его голосе послышалось раздражение и что-то отдаленно человеческое.
Мальчишка толкнул меня в бок.
— Что еще за Джордж?
— Малыш, я тебе благодарен за помощь в библиотеке. Но если ты намерен оставаться со мной и дальше, то чтобы никаких вопросов. Ни одного. Понял? Тут слишком много всего происходит, а голова забита до отказа. Твои вопросы мне вовсе не помогают. Усек?
— Усек.
— Вот и отлично. Но на этот вопрос я тебе все же отвечу. Мы идем в дом моего друга. Его зовут Джордж, и он очень смышленый парень. Без его помощи мне тут не разобраться. Ясно? Вот и весь план.
Мы шли знакомыми закоулками, мимо задних двориков Крейнс-Вью. Мальчишка впереди, за ним — двое мужчин средних лет. Время от времени он пускался вприпрыжку, улыбаясь чему-то своему, совсем один в этом мире. Глядя на него, я перебирал в памяти приметы этого мира, в котором сам когда-то жил: леденцы «Гуд-и-пленти», двухъярусная кровать у меня в спальне, подающий Эрли Уинн из команды «Кливленд Индиане», журнал «Знаменитые монстры кинематографа», битловская песня «I Wanna Hold Your Hand» [14], «Три придурка» по телевизору. Я шел, вспоминая восхитительные мелочи, наполнявшие те дни. Некоторые из них возвращались, но многое исчезло навсегда. Мне от этого сделалось очень грустно. Жаль, что у меня нет времени посидеть с мальчишкой, порасспросить о его жизни, моей жизни. Тогда я вспомнил бы все подробности, и они были бы со мной столько, сколько мне осталось.
Порой он ненадолго останавливался с озадаченным видом — ведь город, известный ему сорок лет тому назад, стал иным. Вместо домов, которые он знал, были пустыри. На бывших пустырях стояли дома. Все выглядело по-иному. Кто все эти незнакомцы? Никто не знает маленького городишки лучше, чем живущая в нем детвора. Они живут на улицах, запоминают людей, машины, содержимое витрин. А чем еще им заняться летом, когда школа закрыта на каникулы? Одно из двух — помирать со скуки у себя дома или слоняться по улицам. Вот они и стоят, придерживая свои велосипеды за руль и наблюдая, как машины завозят на эстакады на заправочных станциях, чтобы поменять масло, как люди въезжают в дома и выезжают из них. Мальчишки расскажут вам о новых соседях прежде всех остальных. Сколько у них детей, какой породы собака, какого цвета мебель в их гостиной, кричит ли муж на жену.
Крейнс-Вью был и одновременно не был (Крейнс-Вью сегодняшний) городом маленького Фрэна. Однако перемены, которые он, видимо, отмечал повсюду, похоже, мало его беспокоили. Если он сбивался с пути, то останавливался и оглядывался на меня в ожидании инструкций. Флоон шел передо мной, а я почти не сводил глаз с мальчишки и ловил себя на том, что все время улыбаюсь. Мне нравилась его готовность принять любые изменения: мир стал другим — ну и подумаешь! По его лицу было видно, что все это ни капли его не смущает.