Работа идет ладно. Внизу режут сорняки и рыхлят землю быстрые стрельчатые лапки культиватора. Прямо перед Павлуней приделаны круглые бачки с удобрениями. Парень сидит за этими железными барабанами лихо, как ударник в джазе, только в руках у него вместо палочек — руль, а на бронзовых плечах — линялая майка. По душе Павлуне и ровный бег шассика, и рокот мотора. Розовые горошины удобрений скользят вниз по гибким трубкам, ложатся в землю, под морковные всходы.
Павлуня покатил мимо хранилища, из черных дверей которого девчата и парни вытаскивали наверх остатки прошлогодней сопревшей капусты. Девчата были свои, совхозные, привыкшие к деревенской работе, а парни, хоть и заводские шефы, но тоже старались не отставать от них. Они работали дружно, шумно и весело. Павлуня, проезжая, смотрел косо. Он твердо убежден, что заводское начальство не пошлет в совхоз нужных себе людей, а отдаст самых негодных да ленивых. Ишь как гогочут!
Шассик уже пробежал было мимо хранилища, но тут Павлуня, повернув ненароком голову, так резко тормознул, что шляпа едва не слетела с его головы. Он увидел за стеной, в тени хранилища, механика и Татьяну. Павлуня открыл рот: они стояли, ничего не замечая вокруг, и, как показалось братцу, играли в «ладушки». Механик все норовил взять девушку за руку, она, смеясь, отдергивала ладонь.
Оба так увлеклись игрой, что не заметили Павлуню: он подступал боком, нагнув голову, ноги в коленях у него не гнулись, словно в них воткнули по стальному пруту. Смешной вид он имел в своей соломенной шляпе с отгрызенными краями, тощий да ушастый. Девушка прыснула в ладонь.
— Чего надо? — спросил механик, недовольный тем, что помешали его игре. — Что скажешь?
Павлуня, склонив голову набок, молчал и краснел. Механик повернул его и слегка наддал коленкой под зад.
— Не нужно, — тихо попросила Чижик, — он и так уйдет.
Павлуня посмотрел в ее глаза, полные жалостливой насмешки над ним, и ноги его дрогнули. Стальные прутья вытянули из них, они подогнулись. Сердце Павлуни размякло, лицо потекло.
Механик вздохнул:
— Утрись!
Нос у Павлуни был давно сухой, но он послушно мазнул по нему рукавом. Чижик смотрела на него, как смотрят на щенка в грязной луже: и вытащить бы, да испачкаешься. Все поплыло у Павлуни перед глазами. Не помня себя, он забормотал, норовя почему-то схватить механика за пуговицу:
— Постой... Нет, ты постой... ты зачем это?..
— Уйди отсюда, Павлуня! — испуганно попросила его Чижик, но было уже поздно: механик, вырываясь из цепких рук Павлуни, ненароком толкнул его прямо в кучу прелой капусты.
Обрадованные, захохотали местные девчонки и шефы.
— Космонавт! — крикнул кто-то. — А ну еще, теткин сын!
Чижик помогла Павлуне подняться, не глядя сунула в руку слетевшую шляпу, Павлуня машинально надел ее и побрел к шассику.
В сторожке затрещал будильник, и Бабкин проснулся. Он вышел на край поля и увидел странно ковыляющий по дороге шассик. Машина остановилась возле сарайчика, на землю мешком сполз Павлуня. Он был бледнее, чем всегда, и носастее обычного.
— Что с тобой, Пашка?
Братец заглянул в глаза Бабкина, услыхал его встревоженный голос, и ему до смерти захотелось пожаловаться.
— Да-а, — плаксиво протянул Павлуня. — Там — Чижик и этот, механик. Стоят и за ручки ухватились... как ма-аленькие.
Павлуня замолчал: в глазах Бабкина промелькнула какая-то суетливость.
— За ручки? — тихо спросил он.
И Павлуня вдруг ясно понял, что оба они страдают одной окаянной болезнью, от которой нет на земле лекарства. Ему стало почему-то немного полегче, словно Бабкин взвалил на себя часть нелегкого груза.
— Ладно, — пробормотал Павлуня, поднимаясь и отряхиваясь. — Теперь твоя очередь.
Павлуня побрел к домику-сарайчику, а Бабкин поспешно взобрался на шассик, помчался в сторону хранилища.
Здесь было пусто, остались только корзинки да прелые запахи. Заводские шефы, закончив работу, шли к понтонному мосту, совхозные девчонки, хоть им и не по пути, тоже тащились вместе с ними к переправе.
За хранилищем послышался смех. Бабкин, так же деревянно, как и Павлуня, пошел на него.
Солнце садилось, от стены падала густая тень. В тени было не так совестно, поэтому Чижик уже не отдергивала руку.
— Корзинки убрать нужно, — вспугивая их, сказал Бабкин.
— Ну и убери, — насмешливо отвечала Чижик.
— Во-во! — подхватил механик. — Убери, теткин племянник!
Бабкин молча схватил его за шиворот, раздался треск материи, механик побледнел.