— Когда-нибудь поймешь!
Больше ни слова не сказала Марья Ивановна до самой остановки, а возле автобуса крепко поцеловала сына три раза.
Павлуня еще с детства отвык от материнских поцелуев, и теперь они растревожили его. Он долго шел за автобусом, махал вслед шапкой, шептал:
— Вертайся...
Взвихрилась снежная пыль и тут же улеглась. Павлуня присел на скамейку, стал думать о матери.
Если разобраться, Марья Ивановна, занятая своими заботами, не больно-то лезла в его жизнь. Он и при матери ходил сиротой в родном доме. Но все-таки кто-то всегда был рядом, шумел, сердился, изредка дрался, а теперь ему придется возвращаться в пустой дом, где нет ни голоса матери, ни грома кастрюль.
Павлуня хотел было подняться, но тут к остановке подошла Вика-заправщица с тяжелым чемоданом в руке. Чемодан тянул ее в одну сторону, а в другую тянули двое маленьких ребятишек, с хныканьем тащившихся за ней.
Она поставила чемодан, отодрала от себя ребятишек, сердито спросила Павлуню, был ли автобус.
Парень объяснил с сожалением:
— Только что... Теперь долго...
— Ну и черт с ним! — сказала красавица, усаживаясь и кладя ноги на чемодан.
Ребятишки полезли под ее руки, и она обняла их, согревая. Было тихо и темно, только возле остановки покачивался фонарь, бросая на снег пятна света.
Мимо прошли с гитарой совхозные парни. Они посмотрели на Вику, засмеялись, но не остановились и ничего не сказали. Дело было привычное: красавица опять убегала от своего Модеста в город, к матери.
Павлуня искоса поглядывал на четкий профиль заправщицы, на детей, свернувшихся на скамейке.
— Холодно ведь...
— Отвяжись!
— Да ведь замерзнут!
Вика встрепенулась:
— А ты чего тут расселся? Шлепай домой!
— Есть ведь хотят, — жалел Павлуня ребятишек, прикорнувших под руками матери, как цыплята под крыльями наседки.
Вика досадливо ответила:
— А тебе какое дело?
И перестала смотреть на него и говорить с ним.
Павлуня поднялся. Поплелся домой, вздыхая и мешкая. Позади раздался писк детей. Тогда парень скорым шагом подошел к Вике, молча подхватил ее чемодан и поволок.
— Стой! — погналась она за ним.
Ребятишки, отставая, бросились в такой дружный рев, что Вика остановилась. Пока она возилась с детьми, Павлуня дошагал до своей калитки и, отдуваясь, поставил чемодан. Подоспела встрепанная Вика.
— Ты что, сдурел?!
Она рывком схватила чемодан, тот упал Павлуне на ногу, парень заплясал.
Успокоившись немного, Вика спросила потише:
— Какого ты черта?
Павлуня сказал, что автобус будет теперь не скоро, а пока пускай ребятишки обогреются у него дома. Красавица долго не размышляла.
— Ну и ладно! — сказала она, с трудом вползая на крыльцо: на ней, словно раки, висели вконец сомлевшие малыши.
Войдя в дом, Вика встала посреди комнаты в своей шубке модного пошива.
Ее медвежата, зевая, стояли в одинаковых шубках и смотрели одинаковыми черными глазками.
— Раздевайтесь, — сказал Павлуня.
Вика ловко вытряхнула малышей из их шубеек, и они превратились из смешных медвежат в девчонку да мальчишку — Сашку и Алешку. На девчонке складно сидели брючки и кофточка, все нежного розового цвета, мальчишка был одет в синий матросский костюмчик.
Павлуня посмотрел на Вику.
Она провела белыми пальцами по застежкам, небрежно повела плечом, и на руки Павлуне упала холодная, пахнущая духами шубка. Дыша этими духами, хозяин отволок шубу на вешалку.
Близнецы спали на тахте. Вика наклонилась к столу, положив на него руки и распустив по скатерти золотые волосы. Они блестели под лампой, и Павлуня залюбовался — он любил красивое.
— Есть хочешь? — спросил он гостью.
Вика подняла голову, потянулась, зевнула сладко.
— Пойду. Мать твоя придет — так расчешет!
— Уехала, — кратко ответил Павлуня. — В Саратов.
— Ого-о! — сказала Вика, подняв брови: Марья Ивановна лет двенадцать никуда из совхоза не выезжала.
Павлуня провел гостью в комнату матери, показал, где лежат чистые простыни и наволочки, которые Марья Ивановна берегла для дачников.
— Бери. Все тут.
— Ага, — поблагодарила красавица и вдруг улыбнулась, пробормотав: — Вот теперь набегается, наищется теперь, чучело гороховое.
Павлуня, поняв, кто это «чучело», от души посочувствовал Модесту.
— Спокойной ночи, — вежливо сказал он даме, и та, широко зевая, невнятно ответила:
— И тебя тем же концом... Шлепай спать...
Павлуня постоял еще, подивился, как это такая красивая Вика может выговаривать такие некрасивые слова.